Глава восьмая

Абанамат

Я медленно повернулся и столь же медленно посмотрел вверх. На ближней цистерне скорчилась черная бесформенная тень, не шевелясь и едва выделяясь на фоне низких облаков, подсвеченных не видной за ними луной.

– Абанамат! – громко повторила черная тень и спрыгнула с цистерны вниз. – Эхе-хе, Упырь… Таки взял я тебя за твою черную жопу.

Так сказал Квазиморда, поправляя съезжавшую на сторон челюсть.

Когда-то его звали Квазимодо, но сложное – французское, что ли – слово быстро преобразовалось в более привычную конструкцию, а за глаза  величали так и вовсе Козья Морда. Впрочем, Квазиморда не обижался, потому что видел себя в зеркале.

Не знаю, каким он был раньше, в нормальной жизни, но после «карусели» Квазиморда стал таким. Перекрученным, хромым, с ногами и руками разной длины, с перекошенным асимметричным черепом и челюстью, которая из-за этой асимметрии постоянно выскакивала из суставов с неприятным щелчком… Его можно было легко принять за мутанта, что я вполне мог сделать только что, когда он со своим «Абанамат!» прикидывался псевдоплотью.

– Привет, брат, – буркнул я.

– Не брат ты мне, гнида черножопая, – захихикал Квазиморда.

– Придурок, – сказал я шутнику. – Я ведь тебя и застрелить мог.

– Вянет лист, проходит лето, иней серебрится. Юнкер Шмидтиз пистолета хочет застрелиться, – загадочно произнес Квазиморда. Он был крайне начитанным и умным человеком, но о его прошлом никто ничего не знал. – Я бы тебя мог еще раньше прикончить, но уж больно жрать хочу.

– Убил бы и забрал жратву-то.

– Хе. Во-первых, ты не один – там вас вон сколько шарится,в домишке. Во-вторых, жрать одному скучно, да и в компании с покойником тоже невесело. В-третьих, ты не совсем еще говно, потому зачем тебя убивать? Незачем тебя убивать… Пока по крайней мере. А станешь говном – и без меня прикончат добрые

люди. Ну и в-четвертых, у меня патроны кончились. А нож я потерял. А голыми руками я тебя не осилю, Упырь.

Вот такой был Квазиморда – тут же выдал весь расклад. Кстати, сталкером как таковым он не являлся, просто бродил в Зоне, что твой мутант, иногда собирал артефакты для продажи, но особой целью это не ставил. Братом я его назвал скорее по инерции, да и никогда не был на сей счет особо разборчивым.

– Пошли тогда жрать, – предложил я.

– Пошли, Упырь. – Он вскинул на плечо замызганный вещмешок, на другое – такой же замызганный «Калашников», древний, с деревянным прикладом.

– Я тут вообще-то на карауле…

– Да нет тут вокруг никого, – заверил Квази морда. – Идемуже. Я знаю, потому сказал.

Мы вошли в домик, сначала я, за мной – Квазиморда. Профессор воззрился на нас с открытым ртом, а Соболь сказал:

– Опаньки. Кого мы видим, кого мы лицезреем.

– Жрать хочу, – бесцеремонно сообщил Квазиморда, бросая на гравий автомат и неуклюже плюхаясь рядом. – Здорово, лишенцы.

Профессор поспешил отодвинуться подальше. Квазиморда это заметил и, криво ухмыльнувшись (прямо ухмыляться он физически не мог), буркнул:

– Не ссы, мужик, я не мутант. Это у меня просто имидж такой.

– Наш человек, – кивнул я профессору.

– Чува-ак… – Аспирин протянул Квазиморде кусок хлеба с салом. – Погоди, щас жратва сварится. Вот, точи пока это.

Квазиморда сунул бутерброд в рот и принялся жевать, поддерживая челюсть рукой. Мне всегда было интересно, почему он не обратится к Болотному Доктору: мало кто выжил после такой «карусели», как Квазиморда, и Доктор его уж точно починил бы как минимум из научного интереса. Но, видать,, Квазиморде нравилось и так.

– Ты чего в Зоне-то? Как прошел? – спросил Пауль.

– А я тут давно, – чавкая и пуская слюни, сказал Квазиморда. – Месяца два уже.

– За каким? – удивился Аспирин.

— Гулял, — неопределенно махнул рукой Квазиморда. — У вас там делать не хрен, зажрались все. А тут интересно. Квинтэссен­ция абсурда.

Профессор покосился на Квазиморду с уважением. Ишь, того и гляди научный диспут устроят...

Аспиринова похлебка пахла недурно, но, конечно, это была жратва исключительно для полевых условий. А я любил домаш­нюю кухню, еще мама меня приучила. Например, мясную со­лянку.

Сталкеры вообще обожают посудачить насчет жратвы и поде­литься рецептами. Может, нервное это у нас или черт его знает. Кто-то кулебяку с рисом выпекает, другой — грибной суп варит, Хемуль вот со стейками своими носится, а я — мясную солянку ценю.

Если вы не знаете, как правильно готовить мясную солянку, я вам расскажу. Понятное дело, в походных условиях ее не сва­ришь — к солянке следует относиться уважительно, кушать ее несколько дней (на следующий день она значительно вкуснее, нежели только что снятая с огня). Итак, главная фишка в том, что вам потребуется огуречный рассол. Не кислятина из мага­зинных корнишонов, а настоящие огурцы, которые делают ба­бушки из того, что вырастили собственными руками.

Вот на этом рассоле и нужно варить бульон из мелких кусоч­ков мяса. Лучше пары сортов — говядины и свинины, например. Баранина чуток похуже на мой вкус, но приемлемо. Когда он сварится (а это час-полтора), добавить томатный соус, нарезан­ные лук, морковку, соленые огурцы, каперсы, сахар и соль по вкусу. Перец, понятное дело. Еще минут через двадцать — поко-цанную на кусочки ветчину, копченую колбасу, можно еще ка­кую-то мясную фигню типа даже сосисок. И варить еще минут пятнадцать.

Блюоо должно быть жирное, густое и сытное. Сметанки ту­да при употреблении, перчика. Если хотите испортить солян­ку — киньте кусок лимона, в кабаках всегда так поступают. Сказать почему? Потому что варят не на рассоле и не с теми огурцами.

Вот как-то так.

Пока я так думал о солянке, у меня аж слюнки потекли, словно у Квазиморды. Аспирин тем временем разлил свое варево по котелкам.

– Может, выпьем за знакомство? – предложил неожиданно профессор.

Все посмотрели на меня.

– Что ж не выпить, выпьем, – согласился я. Аспирин тут же добыл флягу, пустил по кругу. Профессору досталось пить после Квачиморды, и он немного помедлил, но вытереть горлышко рукавом не решился. Соболь глотнул и отправился в охранение – уже как-то так вырабатывалось, что он со своей артиллерией и прибором ночного видения стал постоянным часовым, раз я тем более гостя принимал. Соболь не возражал, остальные – тоже.

После выпивки, которая была практически символической, принялись хлебать Аспиринов супчик, куда он бухнул две банки консервов, причем одни консервы были мясные, а вторые – рыбные, а также пару горстей вермишели. В общем, есть это было можно и нужно.

Насытившись, мы дождались, пока свою порцию прикончит Квазиморда: ему из-за проблем с челюстью есть было неудобно и времени уходило больше. Хлюпал и булькал он тоже неприлично, с рожи текло… Облизав ложку, он наконец вытер ее об одежду (о гигиене представления у Квазиморды имелись такие же, как об уходе за собственной внешностью), вернул Аспирину и сказал:

– Патронов отсыпьте, а?

Я молча дал ему автоматный рожок.

– Больше никак, брат. Нам еще идти и идти.

– Вот, кстати, спросить хотел, куда вы, собственно, путь держи те, – принимая рожок, поинтересовался Квазиморда. – Туриста, что ли, ведете?

– Туриста, – покивал я.

– Богатый, видать, турист, – покосившись на профессора, сказал Квазиморда. -. Вон вас сколько его пасет… И пачка толстая.

Петраков-Доброголовин хотел было оскорбиться, но передумал.

– И далеко ведете болезного? – продолжал Квазиморда. – Чего сразу не шлепнете в канавке? Шутка. Так куда тащитесь?

Спрашивать подобные вещи не полагается, но Квазиморде закон не писан, раз уж его Зона выплюнула в таком виде. Тем не менее я неопределенно махнул рукой:

– Туда.

– Ага… То есть куда Макар телят не гонял. В неведомые дали. Не спрашиваю, за каким бесом вы туда поперлись – небось надо.

Квазиморда подумал, пощелкал челюстью.

– Ты вот что, Упырь. Вон туда, куда показал, ты лучше не ходи – будешь иметь проблемы. Будут вас кусать, бить и обижать. Не ходите, дети, в Африку гулять.

– Чува-ак, ты про что?

Аспирин нахмурился, шевеля усами.

– А Темные, – бесцветным голосом сказал Квазиморда. – Совсем охренели. Видать, скучно им тут стало, дико – никто давно не ходит. А может, еще чего. Короче, туда не смотри даже, Упырь. А вот туда, – он показал в сторону покосившейся мачты ЛЭП, едва заметной из оконного проема на фоне ночного неба, – туда ходи. Лучше уж лишнего пройдешь.

– Под ЛЭП?!

– Согласен, подозрительно. Но безопаснее, я сказал. Хоть и дальше. Все равно бешеной собаке семь верст не крюк.

– Да, прямых расстояний в Зоне не бывает, – вздохнув, пробормотал Петраков-Доброголовин.

– Ишь ты. Понимает, – удивился Квазиморда. – Мне бы еще к пистолету патрончиков. У меня «Макаров».

На обойму к «Макарову» расщедрился Аспирин. Больше мы и в самом деле дать не могли – а на первое время Квазиморде хватит, если, разумеется, не влезет в уж совсем омерзительное место. Тем более он все едино соврал, что патронов у него нет. Сколько-то да есть, просто решил разжиться. Он в Зоне почти свой, напрятал, поди, в разных местах трофеев. Стервятник херов. И тем более откупился – указал направление, хотя доказательств никаких не предъявил. Однако врать он мне не должен, отношения у нас постоянно ровные.

– Слушай, – вспомнил я, – тут еще вот такое дело…

Я рассказал Квазиморде о погонщике, как сумел, описал это угребище. Квазиморда задумался, копаясь в носу. Потом вытер палец о воротник куртки и покачал головой:

– Не видал такого. Хотя слыхал от одного типа, что появились какие-то прыгунчики, может, они и есть… Ладно, пойду я, что ли.

– Переночуй с нами, – предложил добряк Пауль.

Квазиморда покачал своей изуродованной головой:

– Тесно у вас, людно и носками воняет. Пожрать – пожрал уже, пойду теперь. Гутен нахт.

– И вам, уважаемый, – учтиво сказал профессор.

Квазиморда снова поправил выскочившую челюсть, поднял

ся, повесил на себя пожитки и убрел в темноту.

– Какой любопытный человек, – заметил Петраков-Доброголовин.

Никто ему ничего не ответил.

Спал я чутко. Снаружи шумел ветер, простучал по крытой рубероидом крыше быстрый крупный дождик. Истошно завопило где-то за забором: съели кого, что ль. Наконец я уснул покрепче, уже под утро, и меня растолкал Пауль, отдежуривший свое.

– Рано утром звери встали. Понасрали, понассали, – сказал он строками неприличного детского стихотворения. – Вставай. Время.

Я оглядел воинство. Парни спали: Соболь с головой застегнувшись в какой-то прибамбас, прилаженный к спецкостюму, Аспирин хищно шевелил усами и дергался, профессор тяжело вздыхал во сне.

– Время так время.

В самом деле, уже почти восемь.

– И еще, – продолжал Пауль. – Тут такая херня стряслась… В общем, позырь свой ПДА.

Я с тревогой взглянул на Пауля, достал ПДА. Он не работал. То есть сама машинка-то как бы включалась, но толку от нее было что от кирпича. Даже карту не показывала, не говоря уж о мутагенной активности и прочих вещах…

– И у меня тоже, – кивнул Пауль. – И у всех, наверное.

Вся система навигации, судя по всему, полетела к чертям. Вариантов, почему это случилось, было множество. К примеру, наконец-то до этой незаконной в корне системы добрались военные и всех, кто обеспечивал ее функционирование, упекли и кутузку. А то и перестреляли. Военные могут. Или Зона. Зона вообще может все, а уж вырубить ПДА на своей территории – рал плюнуть.

Оставалось надеяться, что это какой-то временный технический сбой. Мы с Паулем быстренько соорудили костерок, закипятили чай. На бульканье проснулся Аспирин, предложил пожрать, был послан – с утра максимум бутерброды или галеты. Весть о том, что ПДА нам теперь никак не помогут, Аспирина опечалила куда меньше, чем отмена жратвы, – он сказал, что дорогу к бюрерам покажет, а назад уж как-нибудь разберемся. Соболь был встревожен сильнее, но потом заметил, что так даже интереснее – он хочет проверить кое-какие охотничьи навыки «и чистом виде», как говорится. У Петракова-Доброголовина же ПДА и вовсе не было.

Похрустев галетами и запив их водой, мы покинули гостеприимный домик, двигаясь в направлении, рекомендованном Квазимордой.

Аспирин вполголоса рассказывал профессору о трудной судьбе Квазиморды, профессор ахал и охал и, наверное, прикидывал, что неплохо было бы забрать Квазиморду с собой, а потом его всячески просвечивать, исследовать и препарировать.

– Эх, – сказал тем временем Пауль, – зря мы на это подписались.

– Почему?

– Не нравится мне мужик этот, и вообще я в тихой грусти. Сидел бы сейчас дома. По грибы пошел бы… А там, глядишь, вояки унялись бы, перестали бы палить, пошло бы все как раньше… Таскай хабар помаленьку, в «Штях» подквашивай с братвой…

– Не береди душу, – попросил я. – Поздно уже.

– Вернуться как раз не поздно, – возразил Пауль. – Но дураками выйдем перед всеми. Лавэ не срубили, имея проход через Периметр… Смеяться будут.

– То-то и оно. Да и разве не интересно тебе живого бюрера поймать?

– На хрен они мне? Укусит еще, падла… Я что, профессор? Мне бюрера дохлого куда приятнее зырить, чем живого, – логично рассудил Пауль. – А лучше совсем чтобы они передохли все на хрен. Прикинь: пустая Зона, все дохлые, ходи с мешком и собирай хабар.

– Не мороси, – посоветовал я, используя Паулев лексикон, а то он чересчур уж оживился.

– Стоп, – сказал идущий впереди Соболь, не отвлекающийся на фигню и наученный происшествием на бетонке. Он разбросал по маршруту болты, прикинул. – Вон туда. Здесь «мясорубка».

Обошли «мясорубку», протопали без разговоров и приключений еще часа два с небольшим, причем Пауль активно развивал свою идею про опустевшую Зону и мешки хабара. Никто его не слушал, но Паулю было в принципе по фиг.

Наконец Аспирин догнал меня и показал стволом автомата на старую триангуляционную вышку, перекошенно торчавшую на вершине ближнего холмика.

– Отсюда вроде как не очень далеко уже, – сказал он.

– Шутишь?! – удивился я. – Бюреры так близко сроду не жили.

– Давно ты тут, видать, не был, чува-ак… Что я, врать стану? – обиделся Аспирин. – Живут, гадины, и даже неплохо.

– И куда теперь?

– Да пока прямо. Потом я скажу, где сворачивать, если там ничего не поменялось.

Да, в Зоне многое меняется. Переползает с места на место, возникает там, где вчера не было и быть не могло… Но никаких проблем с вновь появившимися аномалиями у нас не возникло, зато в аккурат на месте указанного Аспирином поворота на нас выскочили кабаны. Беда была в том, что мы в это время двигались по дну узкой лощинки. Такие лощинки на самом деле лучше обходить стороной, но их верхние края ощутимо предвещали не приятности, что-то там искрило и играло в воздухе. Вот и нарвались.

Соболь снял бегущего впереди самца (надеюсь, вожака) метким выстрелом. Покатился второй кабан, остальных Аспирин стал расстреливать из автомата, паля в приближающиеся рыла. Мы тоже вступили в дело, но кабаны не останавливались, мчась нам навстречу. Один метнулся вверх по склону и коротко завизжал, попав в «карусель». По воздуху плеснуло кишками.

– Ложись по склонам! – крикнул я, пал на четвереньки и взбежал метра на два выше тропинки. Потом уткнулся лицом и теплую пахучую траву и прикрыл руками голову. Кабанов кто-то гнал, иначе они вот так не поперли бы на автоматы, не такие уж тупые твари… Им не до нас, проскочат, а потом главное успеть

понять, кто их так гонит…

Услышав, а скорее ощутив по дрожи земли, как стая кабанов проскочила чуть ниже, едва не наступив копытцами мне на ноги, я перекатился на бок. В самом деле, мутанты ничуть не интересовались нашим отрядом; на тропе бились в конвульсиях трое или четверо подстреленных, да валялась пара трупов. Однако, что самое интересное, никто кабанов пока не преследовал.

Я оглянулся на спутников – все разлеглись по травянистому склону, словно поломанные манекены. Но вроде бы без потерь.

– Живые?! – окликнул я.

– Вроде не дохлые, – отозвался Пауль, поднимая рожу из лопухов. – Куда это они так ломанулись? Кабаны в смысле.

Все принялись подниматься и отряхиваться. Аспирин выглядел виноватым.

– Я думал срезать малость, -- признался он.

– Да не в этом дело, – махнул я рукой. – Тут непонятно, кто кабанов гнал. Пора бы ему уже появиться.

– Может, нас испугался, – предположил Соболь. – Если там, скажем, снорк…

– Снорк так не напугал бы крупную стаю. Блин, лишь бы не химера.

– Химер давно не видели, – сказал Пауль. – Был базар, что передохли они, что ли.

– Дождешься, как же…

И тут, само собой, появилась химера. Я всегда поражался, почему остальные мутанты какие-то шелудивые, неприятные с виду, изъязвленные, облезлые… Некоторые выглядят так, словно вот-вот сдохнут. Это, конечно, впечатление обманчивое, маскировка своего рода… Зато у химеры было все в порядке: мощная, хорошо сложенная тварь, напоминающая продуманный, умело собранный и тщательно отлаженный механизм. Может, так оно и обстояло на самом деле: ученые много чего лепили в своих лабораториях…

Снова вспомнился невесть чей рассказ про химеру – как она могла уделать отрядик сталкеров, но убила здоровенного кровососа, совершенно незаметно прятавшегося в канализации, и ушла, утащив добычу.

Но эта, кажется, не собиралась ничем порадовать встретившихся сталкеров. Взгляд посверкивающих глаз перепрыгивал с одного из нас на другого, словно чудовище выбирало, кого схватить первым.

– Залп, – еле слышно скомандовал я, поднимая автомат.

Химеру вопреки мифам Зоны завалить реально, но сделать это в одиночку практически невозможно, и даже массированный огонь чаще всего только ранил тварь, которая в итоге или уходила, или не уходила. Впрочем, в последнем случае редко оставался кто-то, чтобы рассказать об этом.

– Абанамат! Абанамат! – заполошно вскрикнули сзади, и мимо меня пронеслась по склону давешняя псевдоплоть. Сначала мне даже показалось, что это вернулся Квазиморда, который многим был на нее похож. Уж не знаю, откуда она выскочила, но присевшая уже для прыжка химера отвлеклась на нее, и это дало лишнюю секунду-две. Если имеешь дело с химерой, именно подобные вещи могут решить, кто из вас кто в пищевой цепочке. Поэтому автоматный огонь и гулко бухнувшее ружье Соболя смяли красивое глянцевитое тело, вырывая куски мутировавшей плоти. Химеру отбросило назад, но онаудержалась на лапах, потом стала заваливаться, приседать на

задние ноги.

– Абанамат! – воинственно завопила псевдоплоть, гарцуя чуть выше на склоне, в опасной близости от «карусели», где со всем недавно уже сгинул незадачливый кабан. Мне захотелось крикнуть ей: «Осторожно, дура!», но вместо этого я расстрелял остаток рожка в химеру. Так же поступили остальные, и чудовище, издав неприятный звук – что-то среднее между обиженным мяуканьем и обиженным хрюканьем, – бросилось назад, припадая на переднюю правую и заднюю левую лапы.

Через мгновение в лощинке остались только мы. То есть сталкеры, дохлые кабаны (один еще дергался, поскуливая) и псевдоплоть, которая притихла в бурьяне и, кажется, понимала, что ее дела плохи.

– Не стрелять! – крикнул я, вставляя полный рожок.

Соболь опустил ствол.

– Это же псевдоплоть, – сказал он.

– И что? Она нас спасла.

– Ты еще скажи, что она это специально сделала.

– Не поверишь, но я именно так думаю. А даже если не специально – она появилась очень вовремя, и мы ей должны.

– Упырь, ты правда чокнутый, – сказал Пауль, вскидывая на плечо сброшенный для боя бюреровский контейнер.

Профессор тем временем довольно храбро осматривал кабана и резво отскочил, когда помирающий урод едва не ухитрился тяпнуть его клыками за ногу.

– Сиди там и не мешай, – велел я псевдоплоти, словно она могла меня понять. Та повертела бугристой бесформенной головой с асимметрично сидящими глазками и каркнула:

– Скарлотина!

– Вот-вот, – примирительно сказал я. – Мы сейчас уйдем, а ты жри вот кабанов, тут тебе полно еды, если только псы не набегут или кто покрупнее… А мы уходим, видишь?

Псевдоплоть склонила голову набок, как это делают умные собаки, когда прислушиваются.

– Чува-ак, – осторожно позвал Аспирин. – С тобой все в порядке?

– Все, все, – отозвался я, не сводя глаз с псевдоплоти. – Давайте потихоньку вперед, я прикрою тыл, а вы там посматривайте, чтобы химера не вернулась. Хрен ее знает, вдруг только притворяется и выжидает…

Бормоча вполголоса (наверное, о том, что Упырь таки вольтанулся), моя бригада прошла мимо бесславно павших кабанов. Псевдоплоть все так же посматривала на меня, сопя и то приседая, то приподнимаясь на корявых ножках. С виду она была на редкость отвратительная, но поди ж ты, я пи тал к ней самые теплые чувства. Если бы она не отвлекла химеру…

И тогда я сделал то, чего не делал до меня ни один сталкер. Да что там, я знаю людей, которые бы меня за это со спокойной душой пристрелили, а другие бы им в ладоши похлопали. Я повесил автомат с полным рожком на плечо, под внимательным взглядом псевдоплоти перетянул на бок рюкзак, сунул туда руку и нашарил банку мясных консервов. Так же ощупью содрал за кольцо крышку и бросил банку поближе к разговорчивой скотине.

Псевдоплоть принюхалась – сейчас она напоминала лицом одну старуху с рынка, у которой я часто покупал тыквенные семечки, – и подкатила лапой банку поближе. Потом сгребла и на трех ногах заковыляла прочь, повторив на прощание:

– Скарлотина.

Читать Девятую Главу.