Юрий Бурнусов
Точка падения
Аннотация
Для сталкеров наступили трудные времена. После заключения целого ряда международных соглашений Периметр полностью закрыт, военные регулярно защищают прилегающую территорию, что фактически делает невозможным контакты с Зоной. Одного из прозябающих в безделье сталкеров, Упыря, нанимает приезжий профессор – изобретатель уникального и весьма полезного прибора, – имеющий заказ от высокопоставленных покровителей, способных нелегально открыть проход в Зону. Упырь с товарищами берутся за работу, но не подозревают, что волей случая окажутся там, где им оказываться вовсе не следовало, и станут объектом охоты, ради которой военные – миротворцы объединятся с Темными…
На миру по смерть велел Бог отбывать каждому свой оброк – любовью и добрыми делами.
Лев Толстой. Два старика
В этой стране никто ни в чем не виноват.
Бен Элтон. Попкорн
Глава первая
Черный сталкер
Мы сидели у Аспирина и пили. Без повода – по поводу только на похоронах пьют, остальное все выдумки. Начали вчера с вполне приличных жидкостей типа двенадцатилетнего шотландского виски и аутентичного мескаля с червяком-утопленником, а заканчивали – или продолжали? – банальнейшим спиртом, который стоял у Аспирина под кроватью в трехлитровой банке. Спирт почему-то пах черной смородиной, и я поначалу опасался, что это техническая гадость, от которой можно ослепнуть. Но нет, после трех по сто мы не ослепли, а потом Аспирин сообщил, что с водой ему «плохо заходит», и научил меня делать «чпоки».
Я съел червяка, вытряхнув его из мескальной бутылки, и принялся обучаться полезному.
«Чпок», чтоб вы знали, представляет собой уже упомянутый выше спирт, смешанный в стакане с уже упомянутым пивом в пропорции один к одному. Вроде бы ничего сложного, обычный ерш, но фишка в том, что это еще не все. Налив в спирт пиво (а не наоборот!), стакан нужно прикрыть ладошкой, быстро перевернуть и хлопнуть о коленку, после чего вернуть в начальное положение и незамедлительно выпить вспенившееся чудо. Входило это куда легче спирта с водой, но и вставляло совершенно не по-молодежному.
После того как очередной стакан в момент хлопка разорвался у Аспирина в руке, он решил, что надо притормозить. Я не спорил. Аспирин, залив порезанную ладонь коллоидной пленкой из пульверизатора, полез в радио слушать футбольные новости – он был дикий фанат и даже в повседневной практике иногда выражался фразами типа: «Ага, Семецкому опять красную карточку показали». Именно тут в дверь и постучали.
– Ты кого-нибудь ждешь, чува-ак? – спросил несколько протрезвевший Аспирин.
– Никого. К тому же это твоя хата. Может, ты кого-нибудь ждешь?
Аспирин подумал, в дверь снова постучали.
– Ни хрена, – не слишком уверенно сказал Аспирин. – Никого я не это… не жду…
– Тогда посмотри, кто там пришел, – предложил я.
Аспирин встал, покачался и достал из кухонного шкафчика здоровенный «глок».
– Давай я пристрелю его прям через дверь, чува-ак, а потом и посмотрим, кто там приходил, – предложил он и уже собрался исполнить свою идею, как я услышал снаружи громкое дробное икание. Так виртуозно умел икать лишь один человек – старший прапорщик Петлюра из военных сталкеров.
– Стоп! – заорал я. – Не стреляй!
Аспирин пожал плечами, бросил пистолет на койку и вернулся к своим новостям футбольных полей, а я открыл дверь.
Это действительно был Петлюра – он, видать, устал ждать, прислонился и буквально упал внутрь. Я предусмотрительно отодвинулся в сторону, и старший прапорщик обрушился на половичок. Он был пьян, как павиан, но достаточно резво встал на четвереньки и пополз в правильном направлении – к столу.
Я закрыл дверь и некоторое время наблюдал за эволюциями прапорщика, который пытался сесть на табурет, но не попадал задницей. На самом деле звали его не Петлюра, а как-то еще, но кличка привязалась еще до моего тут появления, и я даже не интересовался, откуда она взялась. Петлюра был дядька в годах, предувольнительного возраста, и трудился у военных сталкеров каптерщиком. Полезен он был многим – покупал кое-что, притащенное из Зоны, продавал кое-что, украденное с армейских складов, а главное – знал разнообразные новости из комендатуры. А раз пришел сюда незваным гостем, да еще в таком состоянии, – уж точно что-то разнюхал. Дай бог, чтобы хорошее.
Прапорщик тем временем утвердился на табуретке и потянулся к пиву. Последнее действовало на Петлюру оздоровительным образом; вот и теперь, выглотав полбутылки, он вздохнул и довольно внятно произнес:
– А я тебя, Упырь, ищу-ищу… А тебя-то нету.
– Вот же он, – заметил Аспирин и даже показал пальцем.
– А я тебя в «Штях» искал… – продолжал прапорщик, – а тебя-то в «Штях» и нету. Рыжий этот, морда, говорит, был позавчера, да ушел… Хорошо, Зюзя там сидел, он и говорит: «А иди ты, дядя Петлюра, к этому… к Анальгину…» Я и пошел…
Аспирин обиженно отобрал у прапорщика пиво, о котором тот, впрочем, сразу же и забыл.
– Чего искал-то? – спросил я.
– А искал вот чего. Тут приехал один мужичок. Пузатый такой, в костюме… ученый, сразу видать… В комендатуре зарегистрировался, все как положено: я у мужиков спросил, так у него бумаги подписаны… у-у, кем подписаны бумаги-то!
Петлюра сделал значительное выражение лица и показал пальцем вверх.
– Да их тут полно шастает, чува-ак, – сказал Аспирин. – Ученым больше, ученым меньше…
– Цього добра я много бачив. Ось кабы ты мени показав сало, ковбасу чи вареники со сметаною… – на неуклюжей мове процитировал я старый фильм.
– Полно шастает, – согласился прапорщик. – Но этот, сука, кого искал, ты думаешь?! А-а, черная морда!!! Вот то-то! Хемуля он искал, вот кого!
– Нашел? – поинтересовался я.
– Нашел. Да только Хемуль его… того… послал. Иди, говорит, мужик…
И Петлюра с чувством поведал, куда конкретно Хемуль послал приезжего пузатого ученого. Выходило так, что ученый вернется из путешествия крайне не скоро, причем за время отсутствия как минимум сменит сексуальную ориентацию и приобретет хорошие связи в среде проктологов, а уж что случится с его близкими и дальними родственниками, и подумать было страшно. Хемуль знает пожить и умеет сказать, что уж тут.
– Значит, мужик или дурак, или провокатор, – заключил я. – Раз Хемуль его послал… И к кому мужик пошел?
– Да никуда он не пошел! Сидит в гостинице… И что бы вы, ребятки, без меня делали!
Сказав это, прапорщик потянулся к банке, прикинув, что там вряд ли налита вода. Аспирин предвидел покушение и быстро банку отодвинул, а я поднялся и навис над Петлюрой.
– Ты, дядя Петлюра, на что намекаешь?! Ты что, на меня его навел?!
– Ну, не навел… Не навел. Но именно что намекнул! Тебе что, работа не нужна, Упырь? И этому… Панадолу… Сидите же без копья, спирт вон жрете…
Петлюра был прав: где-то наверху в очередной раз решили покрутить гайки, кого-то из начальства посадили за злоупотребления, все это спедалировало вниз по инстанциям, и в результате те, кто остался, плюс вновь назначенные устроили сущий террор. Там, где раньше ходили, едва ли не насвистывая, усиленные патрули положили за последнюю неделю человек пять. Менее известные тропки кое-как функционировали, но военные взяли за моду обстреливать «по принципу случайности» Периметр из систем залпового огня. Просто так – вдруг там кто-то куда-то полз. Мутантов не жалко, сталкеров – тоже, а военные экспедиции ходят по условленным маршрутам, туда для профилактики не пальнут… В результате почти вся братва сидела по домам и по кабакам, распотрошив заначки, но беда была в том, что и торговлишка заглохла. Великая Депрессия, короче говоря. Была вроде такая в Америке. Или это у нас, а в Америке – Перестройка Гласности? Один черт, главное, что хреново.
– А почему Хемуль в таком случае отказался?
– Бог его знает, Хемуля-то. Он в последнее время дерганый.
И тут не соврал старший прапорщик – Хемулю уж больно много приключений выпало в последнее время, неудивительно, что устал человек. Да и баба у него.
– А если этот мужик – провокатор? – спросил Аспирин, пытаясь пальцами достать из консервной банки кильку в томате. Банка ускользнула и покатилась на ребре по столу, разбрызгивая красный соус и рыбьи трупики.
– Да какой он провокатор. Провокаторов я не видал, что ли… – буркнул Петлюра. – Обыкновенный приезжий, чего-то ему понадобилось, аж пар из одного места, а тут такая невезуха. Короче, Упырь, ты вот что: поболтай с ним завтра в «Штях», что ли, а там хочешь – гони, хочешь – работай. Мне что главное, мне главное – процент.
– Мог бы не говорить… Знаю, что не просто так приполз.
– Бизнес. Мне на пенсию скоро.
– Как ты только дожил такой до пенсии, чува-ак… – ехидно сказал Аспирин и высморкался, испачкав нос томатным соусом. Потом он вытер пальцы о старый плакат футбольного клуба с непонятным и труднопроизносимым названием «ЦСКА» и печально вздохнул.
Прапорщик замечание Аспирина проигнорировал и встал, держась на удивление трезво. Видать, пиво его чуток взбодрило. Ничего, на улице снова накроет.
– Ладно, дядя Петлюра, – сказал я миролюбиво. – Поболтаю с твоим ученым, но если что – имей в виду, парни будут знать, что это ты меня спалил.
– Не маленький, – солидно ответил Петлюра и довольно сложным, но верным курсом заковылял к двери. Там он остановился и добавил: – Пока, Пирамидон! А ты в два, Упырь. Ага?
– Ага, – кивнул я.
Излишне говорить, что назавтра в два я сидел в самом темном уголке «Штей» и в силу некоторых особенностей организма был там совсем незаметен. Снаружи шел дождь, на столе стояла мясная острая жратва, в стакане – сто пятьдесят перцовой, в голове – пустота, изредка нарушаемая тупым постукиванием и побрякиванием где-то в самой ее глубине. Вот ведь, и не пил вчера больше… Хорошо, идти в Зону не надо – с похмелья туда волочься самое поганое дело, хотя некоторые ходят и даже возвращаются.
Народ где-то шастал, несмотря на непогоду: в баре собрались человек восемь сталкеров из числа мелюзги, парочка приезжих журналистов, которым ближе к вечеру кто-нибудь из прибывших стариканов непременно начистит рыльца, да дремал над миской с уже растаявшим в кашу холодцом мертвецки пьяный Руль. Руль пил пятый, нет, шестой день: потерял в Зоне приятеля Дулю, попал Дуля под очередную ковровую бомбардировку, а Руль спасся. А может, Руль Дулю сам зачем-то прикончил. Его дело. Никто Руля не успокаивал, никто ему не мешал – пьет себе человек и пусть пьет. К тому же если другим наливает за упокой. Такие вещи у нас приветствовались. И в любом случае оба идиоты, раз полезли под РСЗО. Сейчас сидели бы вдвоем, квасили бы за милую душу.
Я посмотрел на часы: два тринадцать. Тут входная дверь как раз отворилась, и в зал вошел пузатенький дядя в цивильном: дорогой коричневый плащ, в руке мокрая шляпа, кожаные туфли запачканы каким-то дерьмом; видать, кто-то из братвы на входе проблевался, а пузанчик не заметил и влез… А что ж, тут не Москва и не Киев, господин хороший.
Пузан тем временем благоразумно обошел по дуге восставшего из холодца Руля, с сомнением посмотрев на журналюг, миновал и их, а вот одного из мелюзги подергал за рукав. Мелюзга снизошел. Пузан чего-то спросил, мелюзга покачал головой. Пузан мягко настаивал. Мелюзга пожал плечами и показал на меня. Вот тварь, подумал я, его, кажется, Семафором звать… потом надо будет провести беседу и объяснить, что если кого-то кто-то ищет, то вот так пальцем тыкать – не дело. Он-то не знает: мало ли, кто и зачем меня ищет…
Пузанчик подошел и сел напротив, не спросив разрешения. С такими замашками он у нас долго целым не проходит. Бармен Рыжий понимающе посмотрел на меня из-за своей стойки, вопросительно поднял брови – мол, выставить дядю? Я легонько качнул головой. Выпереть всегда успеется, если надо, я и сам разомнусь.
– Здравствуйте, – сказал пузанчик дружелюбно.
От него пахло мокрой шерстью и сладковатым одеколоном. Я внимательно смотрел на гостя, постукивая вилкой о край тарелки. Он слегка смутился и пробормотал:
– Простите… э-э… ведь это вы Упырь?
– Допустим, – сказал я, потому что на самом деле был Упырем.
– Значит, мне правильно указали… – обрадовался пузанчик. – Я – Алексей Иванович Петраков-Доброголовин, доктор наук, профессор.
– Доктор каких именно наук? – лениво уточнил я, посыпая мясо молотым черным перцем.
– Биологических.
– И зачем вам понадобился Упырь, то есть я?
– Видите ли, у меня есть определенный… как бы получше выразиться… заказ. И мне порекомендовали вас как человека, который этот заказ может выполнить.
Здесь он оглушительно чихнул, и я поманил Рыжего, сделав незамысловатый знак. Тот принес еще сто пятьдесят перцовки.
– Выпейте, доктор биологических наук, – велел я. – Для профилактики простудных заболеваний. И я с вами, чтобы опохмелиться. Голова, знаете, болит.
Профессор чокнулся с моим стаканом, послушно выпил, крякнул и по-простецки занюхал сырой шляпой. За последнее действие я его немного зауважал.
– Видите ли, вначале мне порекомендовали обратиться не к вам, а к человеку, которого зовут Хемуль, – начал пузанчик, шевеля руками. – Я здесь не сам по себе, я представляю довольно серьезных людей, которые, к сожалению, не могут по ряду причин действовать через официальные структуры… Меня снабдили информацией, я приехал и сразу же нашел этого Хемуля.
– И как вам Хемуль?
– Весьма приятный молодой человек, – сказал профессор, отчего-то покраснев. Видимо, от перцовки. Вспомнив о ней, я пригубил из своего стакана, весь не осилил – не шло. Бр-р… Не сблевать бы, уроню же достоинство.
– Однако вы пришли ко мне, ибо Хемуль вас послал по матушке. Так? – спросил я, подавив рвотные позывы.
– В общем, так, – грустно согласился профессор. Вот от чего он покраснел, бедолага: вспомнил Хемулевы устные упражнения.
– Тогда быстренько рассказывайте, что вам нужно, а потом я вас тоже скорее всего пошлю, – честно сказал я. – Не так затейливо, но далеко.
– Мне нужно, господин… э-э… Упырь… Мне нужно двух бюреров.
Я удивился. Бить бюрера – заказ не слишком обычный, но и не сказать чтоб экстраординарный. Водили, били. Понятно, что Великая Депрессия и Перестройка Гласности, но…
– А что так экстренно? Подождите с месяц, тут все уладится, приедете спокойненько и постреляете своих бюреров.
– Что вы! Что вы! – всполошился Петраков-Доброголовин. – Вы меня не так поняли! Зачем же стрелять? Мне нужны живые бюреры, числом два. Мужского и женского, простите, пола.
Вот тут я действительно охренел и даже заржал. На меня стали оглядываться представители мелюзги, и даже Руль, снова опочивший в холодце, заинтересованно зашевелился. Профессор внимательно на меня смотрел и все более тревожился. Я отсмеялся, махом хлопнул оставшуюся перцовку, которая пошла как по маслу, и принялся жевать мясо. Профессор стучал короткими пальчиками по столу, но молчал. Наконец не выдержал:
– А что я сказал смешного, прошу прошения?
– Бюреров вам… А Стронглав вам, часом, не нужен?
– Кто такой господин Стронглав? – не понял Петраков-Доброголовин.
– У Хемуля надо было спросить, он с ним близко знаком… Практически приятели. Весьма приятный кровосос, если вкратце. – Я покачал головой. – Вы что, профессор, охренели? Не знаете, что мутанты вне Зоны не живут? И на кой тогда тащить сюда четыре пуда тухлятины?! К тому же я с трудом представляю, как можно изловить живых бюреров да еще волочь в клетке бог весть откуда, учитывая их возможности.
– То же самое сказал мне и господин Хемуль, только оперируя… э-э… иными терминами, – покивал профессор.
Я нахмурился – вид у пузана был довольный, явно в рукаве припрятан некий козырь. Петраков-Доброголовин продолжал:
– Однако, во-первых, бюрера из Зоны никто не выносил, а сами они – в отличие от многих других мутантов – оттуда не лезли. Насколько всем известно, бюреры представляют собой наиболее… мнэ-э… цивилизованную часть населения Зоны. Поэтому есть мнение, что они хотят своего рода независимости и самостоятельности, а вовсе не войны.
– Положим, с этим можно поспорить, – заметил я. Слыхали такие рассуждения, да. С контролером можно подружиться, зомби можно приручить, с бюрерами легко помириться… Обычно те, кто так рассуждал, долго не жил. Исключение – Болотный Доктор, да только он и сам-то не пойми кто такой. Скорее не наш, чем наш.
– Допустим, – согласился тем временем Петраков-Доброголовин. – Но что касается первого утверждения, то у меня есть даже научные обоснования, произведенные… не важно, кем произведенные. Но и в случае, если попытка закончится неудачей, вы все равно получите свои деньги. То есть если бюреры скончаются не по вашей вине.
– А как быть с телекинезом?
– Этот вопрос мы тоже решили. Существует прибор, подавляющий данную способность бюреров. Не до конца, но значительно. Он создан на базе… э-э… одного из так называемых артефактов, не важно, какого именно. Но прибор работает.
– Его проверяли на бюрерах?
– Разумеется, – расплылся в улыбке профессор.
– Не важно, кто именно?
Он расплылся еще шире.
Я крепко задумался. Прибор… Получив такую вещь в руки, грех ее не украсть. А профессора, скажем, прикончить – если он тоже собирается в Зону, что вряд ли, а если не собирается – прикончить прямо здесь. Не он первый, не он последний, к тому же – чужак. Люди гибнут, а ему, видите ли, цацки нужны для очередного открытия. Которое притом не всегда можно запатентовать, тем более на Нобелевку замахнуться – не каждый артефакт разрешен к выносу из зоны, не говоря уже о конкретном данном случае с бюрерами. С другой стороны, за живых бюреров реально отгрести хорошие деньги, а прибор еще поди пристрой куда-нибудь – карликов все же не каждый день из Зоны таскают. Начнут таскать – быстро переполнят рынок, не тушенку же из них делать…
Я поймал себя на мысли, что уже внутренне рассуждаю над предложением, хотя изначально планировал от него отказаться. А что делать? Сидеть вот так и ждать у моря погоды? Однако Хемуль-то не согласился… В чем подвох?
– А почему Хемуль в итоге не взялся, несмотря на ваш волшебный прибор?
– Он на отдыхе. Сказал, что деньги его в данный момент не интересуют.
– А сколько вы ему предложили? Точнее, сколько это все стоит? – спросил я мрачно.
Профессор огляделся по сторонам (надо же, опомнился наконец!), вынул блокнотик со спиралькой, дорогущую авторучку и быстро написал на листочке цифру. Показал мне.
– Смеетесь?! – криво улыбнулся я, хотя сумма была приличная. Да что там, сумма была неприличная даже по нынешним временам.
Профессор пожал плечами и дописал «x l,5». Увеличил, стало быть, в полтора раза.
– На всех? – уточнил я.
– А сколько… Сколько вас будет? – тихонько осведомился Петраков-Доброголовин. Глазки его горели – понял, видать, скотина, что Упырь клюнул.
– Четверо минимум. Два носильщика, два охранника. В идеале – еще пара отмычек.
– Кого? – не понял профессор. Я объяснил. Профессор про себя ужаснулся, но ничего больше не сказал. Заказчики, видимо, заблаговременно объяснили, что тут у нас не парк культуры и отдыха и не детская игровая площадка.
– Хорошо, увеличу вдвое, – вздохнув, сказал Петраков-Доброголовин.
– Вы идете с нами?
– А это необходимо?! – вытаращил он глаза.
– Вы умеете обращаться с прибором и знаете о бюрерах нечто, чего не знаю я. Конечно, вы можете провести инструктаж, но не факт, что в нужный момент я нажму ту самую кнопку или вставлю батарейки плюсом-минусом куда нужно.
– Там нет батареек, – вяло пробормотал профессор.
– …Значит, не идете. И слава богу, – сказал я. – Энд последний вопрос: что делать с регулярным усиленным патрулированием, артобстрелами и ковровыми бомбометаниями?
– У меня будет график, – подавленным тоном сказал Петраков-Доброголовин. – Там указаны все паузы и точки поражения. График подлинный, не сомневайтесь.
– Вот это в самом деле хорошо, – сказал я с дружеской улыбкой. – Принесите мне его как можно раньше – я должен продумать маршрут.
А еще – продать сведения хорошим людям, которые меня за них отблагодарят. Видать, у пузатого в самом деле отличные связи наверху, раз он добыл такие сведения.
– Разумеется, – кивнул профессор. – Значит, я так понимаю, что вы согласились?
Я кивнул:
– Завтра в это же время здесь же с графиком. Идет?
– Да-да…
Я видел, что профессор мнется и желает спросить что-то еще.
– Если остались вопросы, я жду, – сказал я.
– Простите… Так вы и есть тот самый Черный Сталкер, о котором так много говорят?
Я вздохнул, неопределенно махнул рукой и пошел к стойке просить у Рыжего хорошую дозу перцовки. Не напиться сегодня явно не получилось…
