ГЛАВА ВТОРАЯ ЛЕСНОЙ ДОМ И ОКРЕСТНОСТИ. В ГЛУБЬ ЗОНЫ

1

В большой спальне было темно, только через даль­нее, не до конца занавешенное окно пробивалась по­лоска лунного света. Мазай одетый сидел на койке, све­сив руки между колен. Идти с утра к Слону равносильно признанию своей вины. Хозяин ошибок не прощает, особенно когда речь идет о деньгах или самолюбии, а они со Змеенышем посягнули и на то, и на то. Экспеди­ция накрылась, Слон лишился артефактов и людей, да еще на глазах у всех ему было оказана вопиющая непо­корность, а мальчишка сбежал, Большому Хозяину под­били глаз... Удивительно, как Слон сдержался и не при­стрелил Мазая на месте. Значит, жадность пересилила. То есть хозяин поставит сталкера на счетчик, придется отдавать ему артефакты в счет долга, работать забесплат-но, по сути, сделаться рабом. Мазай и корпоративную дисциплину не любил, старался чаще бывать в поле, что­бы меньше приказам подчиняться, самому себе быть ба­рином. А тут он и слова поперек не сможет сказать. На­крылась его репутация удачливого командира — вся ко­манда погибла... сколько лет они были вместе? Мазай до хруста сжал пальцы, мысленно извинившись перед умершими напарниками, что не уделяет им сейчас в памяти своей должного внимания. Теперь надо думать о другом, о насущном. Рабство у Слона — нет, это не для него.

Надо уходить. На север, подальше — в глубь Зоны.

Наклонившись, он тихо вытащил из-под кровати рюкзак, открыл старую тумбочку, переложил в рюкзак зубную щетку и мыльницу, подумав, забрал и потрепан­ный томик рассказов ОТенри, который иногда перечи­тывал. Сюда он больше не вернется.

Стояла тишина, лишь в утлу негромко, с перелива­ми, храпел Филин, да Заика на соседней койке, как все­гда, сопел и бормотал во сне. Мазай поднял рюкзак и медленно, подволакивая ногу, двинулся к выходу. Поло­вицы едва слышно поскрипывали под толстыми подош­вами армейских ботинок. В соседней комнате Мазай ос­тановился перед рядом железных шкафчиков, пошарил по карманам в поисках ключа. Раньше личное оружие хранилось в стеллаже, но после того как исчезла пара стволов, Слон приказал соорудить эти шкафчики и вру­чил ключи постоянно работающим на него сталкерам.

Оружие старое, заедает иногда, с сожалением поду­мал Мазай, доставая из своего отсека самозарядную винтовку. И патронов всего ничего... Он взял жестянку, сунул в боковой карман рюкзака и запер дверцу. Вышел на крыльцо, огляделся. Был тот предрассветный час, когда небо уже светлеет и на востоке появляются первые проблески зари, но ночь еще не отступила. Горизонт затянуло облаками, влажная хмарь стояла в воздухе. Ссутулившись, закинув рюкзак на спину, Мазай пере­сек двор и толкнул дверь кухни — надо нагрузиться едой, пока Варвара не поднялась.

В тусклом свете луны, падающим сквозь незанаве­шенное окно, он открыл холодильник.

Варвара замерла в дверях, ведущих из бокового ко­ридора в кухню. Засаленный ситцевый халат завязан кое-как, полы разъехались, открывая длинную ночную сорочку, спадающую с необъятных грудей. Кто-то вло­мился в ее святыню! Рука сама нашла на стене рукоять тяжелой чугунной сковороды...

— Получай, ворюга, кровосос тебя укуси!

Тетка Варвара взмахнула своим оружием над голо­вой вынырнувшего из холодильника злодея — и тихо ахнула.

— Мазай, это ты?

Толстые пальцы ослабели, сковорода выскользнула и грохнулась на пол. Варвара запахнула халат, бессильно опустилась на табурет возле стола.

— Уходишь? — шепотом спросила она, прижав руки к груди.

— Тихо, Варя. — Мазай нагнулся, поднял тяжелую сковороду. — Ты все знаешь уже, да? Раз так, сама по­нимаешь, мне здесь больше жизни не будет.

Кухарка мелко закивала, потом, спохватившись, поднялась, стала открывать шкафы, вынимать всякие продукты.

— Держи вот буханку, тушенку еще возьми... Колба­су нашел?

Вместимость у рюкзака не бесконечная, поэтому Мазай отложил часть еды.

— Не суетись, Варя. — Он покидал продукты в ме­шок, затянул, повесил за спину. — Спасибо.

— Ты иди, иди, — испуганно зашептала кухарка, через плечо сталкера выглядывая в окно. — Заточка что твой петух, с зарей встает, не дай бог увидит... — Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, села, подперев щеку пухлой ладонью. — Береги себя, Мазаюшка, пусть му­танты обходят тебя стороной...

Мазай неловко махнул Варваре и вышел на крыль­цо. Темнота сменилась густыми сумерками, небо на востоке светлело, облака у горизонта заалели. Сталкер окинул последним взглядом Лесной Дом: бывшую водо­качку, жилой барак, кухню со столовой, строящийся гараж, россыпь старых домишек на склонах, туманный лес внизу. Больше он этого не увидит — да и ладно. Здесь прошла немалая часть жизни, спасибо этому мес­ту, пора подыскивать новое.

С этими мыслями Мазай спустился по трем невы­соким ступеням и тут заметил на лавке возле склада — добротного деревянного сарая на бетонном фундамен­те — сгорбленную фигуру. Поколебавшись, Мазай при­близился к сидящему на скамье Игнату.

— Чего не спишь? — тихо спросил он.

Игнат поднял голову, оглянулся, встал и поманил Мазая. Дверь склада оказалась открытой, не пришлось греметь замком и ключами. Внутри было прохладно, резко пахло смазкой.

— Я знал, что уйдешь, — прошептал завхоз, доста­вая из-под полы толстовки фонарик и освещая стелла­жи. — И правильно, чего там. Слон думает, он хозяин жизни, а не своего Лесного Дома, поэтому людей совсем не ценит, старается каждого подмять. И того не понима­ет, что людям может быть обидно... — Бормоча, Игнат убрел в глубь склада и скоро вернулся, неся на плече новенький «калаш», а в руках по пистолету. Карманы его оттопыривались. Мазай подставил рюкзак, завхоз сгрузил туда несколько коробок патронов и хороший охотничий нож в кожаных ножнах.

— Пойдем вместе? — неожиданно для себя пригла­сил Мазай. — Будешь, как и я, вольным сталкером.

— Бери, бери, пригодится, — вручая пистолеты, по­вторял Игнат, как будто Мазай отказывался. Он словно не услышал слов хромого. — И «калаш» возьми, я-то помню, что твою винтовку менять пора, сам ведь выдавал... — Он замолчал, глядя, как Мазай застегивает потяжелевший рюкзак и надевает лямки, озабоченно добавил: — Курт­ка-то у тебя прорвалась, смотри вон, на локте...

Мазай качнул головой:

— Некогда уже менять. Светает, пойду я.

Игнат проводил его до выхода, прикрыл дверь. При­слонившись к стене, ссутулившись, пробормотал:

— Куда уж мне. И ты вон немолод, а я совсем ста­рый, чтоб по болотам за мутантами скакать да на земле спать. Место тут теплое, кормят... Я уж тут теперь до конца, видно. А тебе удачи.

Мазай кивнул, помедлив, неловко хлопнул Игната по плечу и пошел прочь. Он хотел побыстрей разыскать Змееныша.

Кровь стучала в висках, лоб пылал. Змееныш бежал, то и дело спотыкаясь. Ему было очень плохо. Болела обожженная рука, бровь рассек темно-розовый рубец — след от ветви, хлестнувшей по лицу, когда Змееныш пры­гал на осину, уходя от внезапно выросшей на пути жарки.

Однако хуже физической боли была другая — душев­ная. Мысли мешались, в ушах шумело, голова кружилась, из-за этого Змееныш и не заметил ту аномалию, не ощу­тил ее, как обычно. Он понимал, что заболевает от пере­живаний последних двух дней, что ему надо укрыться, спрятаться в норе и отлежаться, как раненому зверю. Но останавливаться опасно, за ним могут гнаться, нужно уйти подальше в Зону, покинуть территорию Слона.

Когда Мазай учил подопечного сталкерскому ре­меслу, то показал ему два своих схрона недалеко от гра­ницы — хорошо бы добраться до одного из них. Змее­нышу больше нравилась покосившаяся избушка посре­ди еловой рощи. Маленький домик, почти сарай, стены из дранки — Мазай когда-то сам сколотил его посреди молодого ельника, и теперь, спустя десять лет, деревца, еще не очень высокие, но раскидистые, пушистые, це­ликом скрыли избушку от посторонних глаз. Про нее, кроме хромого, знали еще только Тетеря да Поршень, но их теперь нет. Змееныш скрипнул зубами. Не думай об этом! В Зоне такое с любым может произойти, нельзя предугадать, откуда появится опасность. Нет его вины в том, что кабаны затоптали сталкеров. Или есть?

Он поднырнул под нависший над тропой ствол ста­рого бука, вершина которого лежала в развилке ветвей осины. И не заметил сухой сук, торчащий вниз, задел его больной рукой, вскрикнул, но не остановился. Так мне! — ожесточенно думал он. Я заслужил эту боль, ведь из-за меня погибли люди. Если бы я не решил тогда по­казать свою крутость, не тронул кабанов — мы бы обо­гнули их и все были живы.

Сил оставалось все меньше, воздух с хрипом выры­вался из груди, царапал горло. Второй схрон располагал­ся ближе, но был менее надежен. Просто яма под замше­лым бревном — Мазай ее расширил, укрепил стенки, выстлал дно железными листами. Под одним из них хра­нилось оружие и кое-какие консервы. В яме можно спо­койно пересидеть с неделю, но ее легче найти, чем домик в ельнике, вход Мазай замаскировал под звериную нору и ничем не закрывал, внутри запросто мог поселиться кро­восос или псевдоплоть. Хотя яма находится во владениях Слона, тут мутанты почти не встречаются, обжитая тер­ритория, — но ведь «почти» не считается. С кабанами он тоже почти справился, а что получилось?

Не думай! — вновь одернул себя Змееныш, и тут же, словно в насмешку, носок ботинка задел вылезший по­перек тропы корень. Парень полетел носом вперед, лишь в последний миг выставил руки, задержав паде­ние. В обожженную ладонь впилась шишка, и Змееныш взвыл сквозь зубы. Вскочил, задыхаясь, прижат руку к груди и побежал дальше, вернее, поковылял. Сильно заболела нога, ладонь саднило, будто углем прижгли.

Но мысли упорно возвращались к тем событиям. Снова и снова перед внутренним взором вставала преда­тельская воронка, в которой погиб Тетеря. Аномалия издевательски скалилась, ее тусклая аура в воспаленных глазах Змееныша сияла, словно прожектор, заслоняя путь. Он вскарабкался по склону, здоровой рукой при­держиваясь за кусты, растущие по краям тропы. Ворон­ка продолжала скалиться, она вращалась, быстро пере­двигаясь с места на место, словно приплясывая, вызы­вая у Змееныша головокружение и тошноту.

А затем на миг наступила ясность, мутная пелена рас­сеялась, и Змееныш увидел перед собой, меньше чем в трех метрах, настоящую воронку. Только эта аномалия была не плодом воображения, не горячечным бредом — она висела над тропой, и Змееныш ковылял прямо в нее. Он еще не чувствовал действие воронки, время для него будто замедлилось — настолько ему было плохо, с таким трудом он вбспринимал окружающее, — но Змееныш видел, что она уже включилась, от нее начали расходиться видимые лишь ему одному волны — как мелкая рябь на воде.

Прыгать сил не было. Змееныш повалился на землю и бездумно, бессильно покатился с холма, двигаясь буд­то сквозь глицерин. Воронка раскрутилась, и его потя­нуло обратно, все сильнее — поволокло сквозь кусты вверх по скпону.

Он развернулся, цепляясь за траву. Стебли резали больную ладонь в кровь, но Змееныш не чувствовал. Мут­но глянув вокрут, он выгнулся, вытянул руки и схватил­ся за ствол старого дуба, на который едва не упал.

Обхватив дерево, замер на секунду, пытаясь вдох­нуть. Воздух застревал в горле, как влажная вата. Анома­лия казалась ему кровососом, протянувшим десятки смер­тоносных щупалец, которые схватили за руки и ноги — и тащат, тащат, утягивают в жуткую красную пасть...

И тут воронка выключилась. Змееныш обмяк, по­том стал выпрямляться, придерживаясь за ствол. Посто­ял, прижавшись лбом к изрытой трещинами коре, под­нял голову, собираясь бежать дальше, — и увидел в гус­тых сумерках, что вверху одна трещина расширяется, превращаясь в дупло.

В другое время забраться на два метра по корявому стволу не составило бы для Змееныша никакого труда. Но сейчас мышцы ломило, кружилась голова — он и сам потом не мог понять, как все-таки сумел залезть. Почти в полном беспамятстве Змееныш уселся на краю дупла. Здесь его не найдут...

Глухое ворчание раздалось совсем рядом. Он по­качнулся, упав на бок, съехал на подстилку из листьев и травы — и увидел в полутьме прямо перед собой морду псевдоплоти. Как она оказалось тут, на дереве?

Псевдоплоть испуганно заворочалась — она не ожидала вторжения. Взметнулись клешни, мутант хрюкнул, метя человеку в глаз.

Это был конец. Уже не соображая, что делает, Змее­ныш скользнул в сторону, спиной уперся в стенку дуп­ла, ногами — в щетинистый бок мутанта и с силой пнул его, испустив болезненный полукрик-полустон.

Вместе со звуком из глубины его существа плесну­лась горячая волна боли и злости. Псевдоплоть утробно заурчала — и вылетела из дупла. Оглушенная незримой волной, которую исторг Змееныш, она рухнула в траву, поднялась, шатаясь, и быстро заковыляла прочь, слабо похрюкивая. Несколько секунд Змееныш, приподняв­шись, глядел ей вслед, а потом сил не осталось совсем, и он повалился на бок, закрыв слезящиеся глаза, замер в прелой, теплой полутьме.

Он не увидел, как ошеломленная псевдоплоть, бредя, словно пьяная, попала в воронку, не слышал ее короткого истошного визга — он провалился в не­бытие.

В комнате Слона на третьем этаже не было окон, поэтому никто не знал, что хозяин всю ночь не спал.

Он сидел на низкой кровати, рядом на полу стоял стакан, в руках Слон держал полупустую бутылку «Блэк

Джека». Янтарная жидкость покачивалась в стекле — у Слона слегка дрожали руки.

— Такой же заносчивый, — пробормотал он, тряся головой. — Такой же гордый, как... — встряхнув бутыл­ку, Слон поднял ее, посмотрел сквозь остатки виски на тусклую электрическую лампочку без абажура, свисаю­щую с потолка на синем проводе. Неаккуратно плеснул пойло в стакан, пролив почти половину, и сделал боль­шой глоток. По полу растеклась оранжевая лужица.

Поперхнувшись и постучав себя ладонью по горлу, Слон глянул на часы — шестой уже, начинает светать. Одумался Мазай? Тоже гордец каких поискать. И чего они все выеживаются? Эти сталкеры думают, будто они вольные и могут делать все, что захотят. И ни у кого нет стратегического мышления, видения перспективы! Слон сжал горлышко бутылки, представляя, что берет за горло всех сталкеров и военных и всю Зону. Только он спосо­бен глобально мыслить, только он может планировать на много шагов вперед и твердой рукой вести своих людей к процветанию. К его, Слона, процветанию. Если, конеч­но, они будут его слушать. Дисциплина — обязательное условие. Эту Зону надо держать крепко! Раньше Слон дозволял Мазаю кое-что, хотя тот и притащил в Лесной Дом Змееныша, — потому что Мазай был хорошим ко­мандиром и удачливым сталкером, всегда приносил при­личный хабар. Но теперь пора поставить его на место.

Да, так Слон и сделает. Убивать Мазая нет смысла, с мертвого денег не возьмешь. Хозяин Лесного Дома под­нялся, встал посреди комнаты, обводя ее мутным взгля­дом. Снял кожаную куртку, висящую на приоткрытой дверце шкафа. Треснутая полировка исказила красное ли­цо, он в сердцах плюнул на дверцу и вышел из комнаты.

Заточка, в одежде и ботинках, спал на раскладушке снаружи. Слон пнул его.

— Давай Мазая ко мне.

Порученец приподнял голову, потер опухшие глаза.

— Спит небось... — зевнул он.

— Тебя не спросили, — хмуро бросил Слон через плечо, спускаясь по винтовой лестнице на этаж ниже. Заточка уронил голову на подушку, потянул на плечо одеяло — но опомнился, встряхнулся, как собака, вско­чил, подхватил с пола ветровку и поспешил вниз, стуча подошвами по ступеням. Слон уже скрылся в кабинете.

Хозяин успел развалиться в кресле, закурить толстую сигару, пустить в потолок густой клуб дыма — и начать нетерпеливо постукивать пальцами по столу. Куда они запропали? Уже должны быть тут, собираться-то Мазаю не надо — он должен был не спать ночь, винить себя за тупость, думать, как оправдаться... Может, захочет потор­говаться, хотя куда там, Слон ни копейки из своих денег не упустит. Будучи человеком деловым, он уже подсчи­тал, сколько и каких артефактов Мазаю нужно принес­ти, — это не на один год работы. Конечно, сталкер может заартачиться, да Слон все продумал. Раз отряд Мазая по­гиб, он больше не командир. Слон определит его в другой отряд, хоть вон к Болту или Маргоше, короче, к кому-то из тех, кто Мазая недолюбливает, — и велит присматри­вать за ним, чтоб не исчез ненароком. И никаких выход­ных, никаких отгулов и шатаний по барам... И — кста­ти! — чтобы ни сталкер, ни Змееныш, которого наверня­ка скоро найдут и приведут, не сбежали в другой раз — построить вокруг Лесного Дома хорошую стену, огоро­дить водокачку и все хозяйственные постройки!

Размышления прервал робкий стук в дверь. Слону звук понравился — он свидетельствовал о смирении. Одумался Мазай, значит.

— Заходи, — почти благодушно отозвался Слон. Дверь приоткрылась, показалась голова Заточки.

— Можно? — спросил он.

Помощник был бледен, глаза бегали. Слон припод­нялся, заранее наполняясь гневом.

— Чего еще?

— Мазай сбежал... — вьщавил Заточка, не решаясь войти.

Слон медленно положил ладонь на женскую стату­этку.

— Вот как, — почти спокойно протянул он. Затем сжал глиняную головку — и швырнул пресс-папье в по­мощника. — Ну так за ним, идиоты!!!

Заточка успел отпрянуть, дверь хлопнула. Статуэтка врезалась в нее и сватилась на пол у порога.

— Бери двоих и без Мазая не возвращайся! — рявк­нул Слон вслед. Упав в кресло, он сжал голову, трещав­шую после бессонной ночи и полбутылки виски. А ведь во всем виноват чертов Змееныш!

2

Рассвело. Мазай тревожился все сильнее: куда делся Змееныш? В схроне под бревном его не было, остава­лась избушка, она ближе к границе подконтрольной Слону территории, но сумел ли мальчик добраться туда? Мазай видел, в каком состоянии тот сбежал — раненый, без еды, без оружия... Глубоко в Зону не мог уйти, дол­жен был спрятаться в одном из схронов — там и припа­сы, и снаряжение, — дождаться Мазая. Холодный пот пробират сталкера, когда он представлял, что может статься с новичком в Зоне, да еще безоружным и ране­ным. Хотя ведь Змееныш не новичок, даром что мало-летка, — Мазай сам обучат его. Все так, но в четырна­дцать лет люди еще слишком беспечны, и случай с ка­банами только подтверждает это. Конечно, Змееныш быстро учится, все схватывает на лету, из смерти груп­пы, как бы она ни была трагична, он наверняка сделал практические выводы и больше не полезет на рожон... Не полезет? Но ведь полез к Слону защищать его, Ма­зая! Вперся перед сталкером в кабинет хозяина и неловким ведением разговора вызвал гнев — как до того вы­звал гнев кабанов неумелой атакой на них!

Это все нервы, успокойся! — одернул он себя, шаря взглядом по подлеску вокруг тропы, высматривая ка­кие-нибудь следы: сломанный сучок, примятую траву... Нет, ничего — и Мазай волновался все больше.

Вот и ельник. После бессонной ночи сталкер чувст­вовал себя неважно, последствия драки со Слоном — крупным сильным мужиком — тоже давали о себе знать: побаливала скула, ныла спина, в ноге стреляло. Попра­вив лямки рюкзака, Мазай прибавил ходу, раздвинул колючие ветки руками, протиснулся между густо расту­щими елочками и выбрался на полянку перед домой. Сердце упало. Задвинутый засов покрыт тонкой плен­кой плесени — здесь никого не было с месяц, не мень­ше. Так что же случилось с пацаном? Неужели в рас­строенных чувствах попался кабану на клык или в ано­малию угодил? Да не может такого быть, он все эти аномально-мутантные дела за версту чует! Но почему тогда Змееныша нет ни в одном из схронов?

Мазай отворил низкую дверцу, вошел внутрь. Тут было тихо и промозгло, на полу слой пыли, ведро на лавке у входа заросло паутиной. Сталкер присел на лав­ку, скинув рюкзак. Надо отдохнуть и поесть, прежде чем двигаться дальше. Слон вышлет погоню, как узнает, что Мазай исчез.

Сталкер вытащил из рюкзака завернутые в газету бутерброды — щедро нарезанные сердобольной Варей хлеб и колбаса.

Долго задерживаться нельзя — опасно: схрон на территории Слона, где уже рыщут посланные хозяином люди. Наскоро перекусив, Мазай бросил скомканную газету в ведро, сорвав паутину, поднялся. По жестяному боку ведра просеменил недовольный паук. Закинув рюкзак за спину, сталкер вышел из домика, запер его на засов. Раздвинул ветви елочек...

Пуля ударила в ствол дерева, брызнули щепки, рез­ко, едко запахло смолой. Свистнула над ухом и вонзи­лась в бровь острая щепка.

На краю большой поляны, начинавшейся за ельни­ком, стояли Заточка, Маргоша и Болт, получивший свою кличку за специфическую форму головы. Ясное дело, Слон послал тех, кого Мазай терпеть не может, — самых поганых сталкеров Лесного Дома!

Мазай нырнул обратно в ельник, пригнувшись и кинув взгляд на избушку. Там отсидеться не получится, слишком хлипкая, к тому же его легко окружат, а он и не заметит — крутом густо растут елки, в которых можно и быка спрятать.

Кровь из пробитой брови заливала правый глаз. Сталкер выскочил с другой стороны ельника, преодолев широкую просеку, забежал за раскидистый дуб, под ко­торым торчал пышный низкорослый куст. Его засекли — несколько выстрелов пропахали землю у ног, разбили в пыль кору старого дерева.

Хорошо, что Игнат по доброте душевной дал авто­мат. Высунувшись, Мазай вдавил спусковой крючок, но из-за крови на лице не смог толком прицелиться — пули пошли ниже, чем он хотел, подсекли ноги Маргоши, а Заточка с Болтом отпрыгнули за деревья. Мазай скинул рюкзак, достал бинт, прижался к дубу спиной и стал об­вязывать лоб, вслушиваясь. С той стороны доносились лишь стоны Маргоши, больше ничего. Болт — следопыт бывалый, умеет передвигаться бесшумно, да и Заточка не пальцем деланный. Напряженно размышляя, Мазай кое-как закрепил повязку на голове, вытер ладонью лицо. Что сделают убийцы? Что бы он сам сделал в такой ситуации, будь на месте Заточки? Тут мудрить нечего: сейчас они бесшумно разойдутся в две стороны и расстреляют его сбоку, хоронясь за кустами и деревьями. Эти трое — самые подлые из людей Слона, и с Мазаем у них давние счеты. У него есть граната, но сейчас от нее мало пользы...

* * *

В это время Заточка с Болтом присели в неглубоком овраге. Тяжело дыша, к ним подполз толстый Маргоша, ноги его были в крови. Болт схватил сталкера за плечи и втащил в овраг.

— Дебил, чего под пули подставляешься?! — заши­пел Заточка.

Переворачивая стонущего Маргошу, Болт протянул укоризненно:

— Больно человеку, а ты его еще материшь... Заточка вконец окрысился:

— Какое, на хрен, больно, нам дело надо сделать, не то хозяин бошки посносит, а ты — больно! — Сжав ав­томат, он осторожно раздвинул траву и выглянул.

Болт жгутами перетянул Маргоше ноги, чтобы не истек кровью. Толстый сталкер лежал, полузакрыв гла­за, пухлые щеки его побледнели и тряслись, как желе.

— Так, жирный, лежи здесь, — велел Заточка, — ав­томат наружу выставь, выцеливай Мазая. Он вон за тем дубом, понял?

— Да, может, его там уже и нету, — возразил Болт, переворачивая стонущего Маргошу на живот и помогая подползти к краю оврага. Подтянув за собой автомат, Маргоша выставил дуло из травы.

— Не, там он. Дальше полянка, вишь, если б захо­тел отбежать — я б засек. Так что, Болт, ты знаешь, что делать?

— Ага, — откликнулся Болт, меняя магазин. — Я сле­ва, ты справа. Кто первый его увидит — тот и мочит. То­ка осторожно, Заточка, чтоб он нас самих не замочил. Это ж тебе Мазай, а не хрен псевдопесий!

И сталкеры, низко пригибаясь, осторожно пошли от оврага в обход дуба, прячась за кустами и деревьями.

Мазай принял решение. Он снял куртку и положил на куст — издали теперь можно было принять растение за сгорбившегося, присевшего на корточки человека. Повесив автомат на спину и поплевав на ладони, сталкер полез на дерево. Кое-как развернувшись в развилке вет­вей, он замер с оружием в руках. И вовремя — слева меж­ду деревьями показался Заточка. Мазай очень медленно повернул в ту сторону автомат, покосился вправо — но Болта видно не было, и потому он пока не стал стрелять.

Заточка перебегал от куста к кусту, от дерева к дере­ву, вглядываясь в лесной сумрак. В очередной раз оста­новившись, прищурился — ага, вот он, беглец, присел под дубом! Первым желанием было выстрелить с ходу, но Заточка сдержатся: надо подобраться ближе, отсюда он Мазая разве что ранит, ведь тот виден едва-едва... Заточка двинулся дальше с удвоенной осторожностью.

Мазай сверху видел этот маневр. Еще немного, и Заточка сообразит, что его цель — лишь куртка на кусте. В какой-то момент порученец приостановился и начал поднимать автомат, однако затем, поразмыслив, опус­тил — понял, видать, что с этой позиции стрелять не­удобно. Теперь не было времени дожидаться появления Болта, еще пара-другая секунд, и порученец раскусит немудреную хитрость Мазая. Сталкер прицелился в со­гнутую фигуру, палец уже почти вдавил крючок, когда внизу хрустнула ветка.

И как Болт сумел незаметно подойти так близко?! Он вдруг возник на полянке перед дубом, будто из воз­духа сгустился, перекатившись, вскочил на одно колено, вскинул обеими руками ТТ и разрядил пол-обоймы в куртку на кусте. Мазай от неожиданности выстрелил — и резко повел автоматом, не отпуская спускового крюч­ка. Плечо Заточки взорвалось фонтанчиком крови, по­рученец мгновенно пропал из виду.

Болт услышал грохот над головой, задрал ствол пис­толета к небу, но вновь открыть огонь не успел: выстре­лы из АК пробили его грудь. Без звука сталкер повалил­ся навзничь, палец сжался, и пуля угодила в основание сука, на котором пристроился Мазай.

Это и спасло хромого. Сук дрогнул, Мазай полетел вниз, и тут же в ствол дерева там, где только что была его голова, ударили пули из автомата Заточки. Поруче­нец стрелял непонятно откуда, видно его не было,

Мазай упал набок, очень неловко, подогнув руку. В ушах грохотало: палили с двух сторон, Маргоша в ов­раге с перепугу тоже открыл огонь. Мазай знал, где на­ходится овраг, ведь это был его ельник. Кривясь, едва не плача от немилосердной боли в локте, он рванул гранату с перевязи на груди. Пули секли куст, врезались в дуб, пропарывали воздух. Нырнув в сторону, чтобы от вы­стрелов Заточки прикрывал ствол, Мазай дернул чеку и швырнул гранату в овраг. Пока та не успела взорваться, не глядя полоснул очередью по кустам — выстрелы За­точки смолкли, и тут же взрыв заглушил автомат Мар­гоши. После этого наступила гулкая тишина — и Мазай, пригнувшись, спотыкаясь и качаясь как пьяный, побе­жал прочь.

Спустя пару минут кусты на краю полянки раздвину­лись, оттуда выбрался Заточка с автоматом наизготовку. Одежда вокруг пулевого отверстия на правом плече про­питалась кровью. Порученец затравленно огляделся, чуть не на четвереньках подобрался к старой осине, выглянул. Ни звука, ни движения... Куда Мазай делся — притаился или сбежал? Или сдох? Вроде Заточка слышат треск вет­вей и хруст шишек под ногами, но это могли быть по­следствия взрыва. Порученец ждат долго, все было тихо, и ничто не шевелилось, только изредка налетающий ве­терок колыхал ветки над головой. Наконец он решился — выпрыгнул из-за дерева, широко повел стволом, прочер­тив очередью полянку с дубом и этим гадским кустом, на котором еще болтались обрывки куртки. Ничего.

Прекратив стрелять, но не опуская оружия, Заточка приблизился к дубу.

— Выходи! — нерешительно позвал он, понимая, как глупо это звучит.

Тишина была ему ответом — обычная насмешливая тишина Зоны.

Заточка выпрямился, отпустил автомат и скривил­ся, схватившись за раненое плечо.

— Сука! Гад пархатый! — пробормотал он, обходя дуб. Мазая не было, следы вели в лес.

Прикрывая рану ладонью, Заточка поспешил даль­ше и увидел мертвого Болта. Ругаясь, порученец вернул­ся к оврагу, брезгливо заглянул в развороченную яму. Среди выжженных кустов лежал еще один труп, вернее, то, что от него осталось. Маргошу разнесло чуть не в клочья — такое впечатление, что граната взорвалась прямо у него на спине.

Мысли Заточки лихорадочно метались. Мазай про­пал, эти двое убиты. Слон такого не простит — замочит на месте, если верный Заточка припрется к нему с такой вестью. Ну так хозяину и незачем знать все. Хромой-то ранен, Заточка его задел, с оружием и снарягой у Мазая плохо — не мог из Лесного Дома много утащить, — один, помощи ждать неоткуда... Сдохнет, это уж как пить дать. А если не сдохнет — забьется в самую дальнюю вонючую щель Зоны, чтобы только Слон не прознал, на долгие го­ды. Да нет, сдохнет, поправил себя Заточка, вернувшись к ельнику и подняв с мокрой от крови травы пистолет Болта. Уже сдох! В аномалию угодил, в холодец — вот как! Маргошу с Болтом подстрелил, нехристь, самого Заточку подбил, но тот в долгу не остался: ранил Мазая, а после толкнул прямиком в холодец. Заточка может, он даром что тощий — а жилистый и ловкий, как черт, Слон это знает, он-то видел, как Заточка тогда разо­брался с Вороном... Значит, решено: холодец. Раствори­ло Мазая всего, даже косточек не осталось. Слон, мо­жет, засомневается, но... поверит в конце концов — а что ему делать? Заточка его убедит, Заточка хитрый.

Змееныш проспал почти сутки, и все равно, когда очнулся, его немного знобило. Похлопав себя по щекам, он вылез из дупла и осмотрелся.

Был ранний вечер, солнце стояло низко над деревь­ями, подсвечивая кроны багрянцем. В подлеске сгуща­лись сумерки. Змееныша еще качало, но он отдохнул, поднабрался сил — и ощущал зверский аппетит и жаж­ду. Сориентировавшись, он зашагал через лес к бли­жайшему схрону. Мазай уже там, никакой Слон не ос­тановит Мазая, в этом Змееныш уверен. Шагая сквозь чащу, он сорвал пучок листьев заячьей капусты и сже­вал, чтобы немного уменьшить голод.

До поросшей осинами и березами балки добрался быстро. Вот и большое бревно, маскирующее вход. Но что-то тихо тут... Змееныш замедлил шаг, прислушался, осмотрев негустой лес, бегом кинулся к поваленному стволу и ужом проскользнул в нору.

Внутри никого не было.

Главное — никаких следов Мазая. Пол устилал ров­ный слой нанесенных ветром листьев и грязи, по кото­рым много дней никто не ходил.

Значит, сталкер в избушке, сказал себе Змееныш. Он приподнял лист жести, вытащил брикет пайка, разо­рвал упаковку и впился зубами в кусок вяленого мяса. Не успев дожевать его, сломал шоколадку, сунул в рот несколько коричневых квадратиков.

Долго здесь оставаться нельзя. Со времени побега прошло около суток, много чего могло случиться. Мазай ищет его... Змееныш нахмурился. Понятно, что в дупле сталкер не мог отыскать беглеца и осмат­ривал схроны — так почему не оставил знака, что был здесь? Змееныш облизал губы, рукавом вытер подбо­родок. Сунув за пазуху остаток пайка, положил же­лезный лист на место, присыпал землей — и вылез наружу.

Когда Змееныш скорым шагом добрался до ельни­ка, уже смеркалось, он не сразу заметил поломанные ветки и лежащее в стороне тело. Сначала он ощутил раздражение слепой собаки, которую спугнул своим появлением, — розовая призрачная волна накатила сбоку. Змееныш кинул туда взгляд, и собака припала к земле за мертвым телом, недовольно ворча. Змееныш осторожно шагнул к ней, излучая бледно-желтую вол­ну спокойствия и дружелюбия. Он не знал, как делает это, просто ощущал внутри разную энергию, и цвет ее означал эмоцию. Глубокий сон был синим, ярость — алой, болотно-зеленым выглядели подозрение, недо­верие...

Верхняя губа мутанта задралась, обнажив острые клыки, но нападать псевдособака не стала, отползла на брюхе под куст малины, на которой еще болтались ис­сохшие ягодки, и оттуда следила за человеком, излучая зелено-желтую, мутную покорность, куда вплетались струйки черного страха и все того же розового, как кро­вавая пена, недовольства.

Это был Маргоша. Змееныш сразу узнал его, хотя никто другой не сумел бы: от сталкера остался разо­рванный остов — как будто дети распотрошили тряпич­ную куклу и бросили, раскидав вату, нитки и пуговицы. Однако сохранилась часть лица, а главное, исходящий от трупа дух как нельзя более соответствовал характеру Маргоши: гнилостный, мертвячий.

Змееныш побежал к схрону, вломился в ельник, раздирая ветки, и утихшая было боль в обожженной ру­ке вспыхнула с новой силой.

Дверь открыта нараспашку, на полу в пыли протя­нулись цепочки следов, они накладывались друг на друга, петляли, но Змееныш с одного взгляда понял, что тут было. Вот Мазай — он вошел, сидел на лавке возле дверей, вон рядом еще замасленная газета, тут он перекусил — и сразу покинул схрон. Вот чужие следы, один человек — конечно же, из людей Слона, — осмат­ривал избушку, заглядывал в печку — наверняка искал нычку, чтобы забрать оружие. А поверху отпечатки лап — сюда наведались псевдопсы, которым, видно, не доста­лось места у трупа Маргоши, надеялись поживиться падалью, да ничего не обнаружили и убрались, над по­лом еще висит слабый голубоватый дымок их разоча­рования.

Оружие и припасы не тронули — тот, кто тут был, не сумел найти нычку. Но и Мазай, выходит, не взял ничего. Куда же он делся? Эти следы... кто-то чужой безнаказанно шастал по их домику. Неужели Мазая поймали люди Слона?!

Выскочив из схрона, Змееныш побежал к Лесному Дому.

До холма он добрался, когда была ночь, но Змее­ныш все равно прождал в лесу почти два часа, чтобы уж точно все заснули. Оставались часовые на крыше водо­напорно