Глава тридцать четвертая

Из огня, да в полымя 

Я рухнул на гравий, под защиту разбитого бронетранспорте­ру воняющего соляркой и горелой резиной. Рядом сверзился Соболь, едва не врезавшись в меня, и вовремя — с нашей сторо­ны открыли огонь два автомата. Видимо, Аспирин и... неужто Скунс?!

- Ничего не понимаю, — бормотал Соболь. — Кто его?! Из винтовки стреляли, я же слышал...

Я тоже слышал отчетливый винтовочный выстрел, и это говорило, что в разборках появилась третья сторона. Которая, получается, за нас. По крайней мере на данном этапе.

Темные, видимо, тоже поняли, что стрелявший возник неожиданно и в существующий расклад сил никак не укладывался. Дохлый Макар валялся рядом с Альтобелли и Воскобойниковым, остальные бросились прятаться, прикинув, что по ним работает неизвестный снайпер. А мы вот оба — за бронетранс­портер.

- Как же вас сцапали?! — прошипел я Соболю.

- Да ждали уже... Видать, пропалили, когда через шоссе бежали...

- Хренею я с вас — сначала Пауль с Аспирином прокололись, теперь ты... Профессионалы, блин! Распоследних отмычек в следующий раз позову, от них и то толку больше!

- Стареем, — подмигнул Соболь и помрачнел. — Завязывай брюзжать. А летеху жалко. Молодой совсем.

- Так он свой рапорт и не напишет... Ладно, дай-ка я тебя развяжу, если тебе, конечно, надобно.

Я распутал руки Соболя, безобразно замотанные проволо­кой. Находясь за тушей бронетранспортера, мы пока были в безопасности, да и Темным явно не до нас. Однако кто же всту­пил в игру?

- Мрокофь! Абракадабра!! Абанамат!!!

Скарлатина?! Блин, но не она же из винтовки стреляла... За­тушив вопли псевдоплоти, оглушительно ахнуло в цветнике, ви­димо, Аспирин использовал последний заряд «Нарвала». Кто-то истошным голосом завопил. Я выглянул из-за бронетранспорте­ра и увидел, как двое Темных крадутся вокруг дальней стороны нывшего домика. То ли пытались смыться, то ли выслеживают снайпера. Достав из чехла на щиколотке пистолет, который мне гак пригодился во время бунта на корабле, я прицелился и ак­куратно снял одного, попал в голову. Второй прижался к остат­кам стены, но я убил и его, правда, уже с двух выстрелов. Инте­ресно, сколько же их там вообще сидит? Допустим, парочка в йронике, эти двое, Макар... Аспирин кого-то явно завалил или хотя бы зацепил. Еще человек пять-шесть? Десять? Если они приехали на этом бронетранспортере, то вряд ли больше... Хотя, возможно, в домике уже кантовались несколько рыл... Э, неко­гда считать.

- Не могу сидеть с пустыми руками, — буркнул Соболь сер­дито. Прикинул что-то и быстро выскочил из укрытия. Со сто­роны Темных ударили две очереди, но Соболь успел ухватить пистолет, лежавший рядом с дохлым Макаром, и спрятаться об­ратно.

- Видал? — спросил он. — Двое стреляли. Надо окружать.

Но  тут  со  стороны  дома  послышалась  беспорядочная стрельба с участием автоматов, все той же таинственной вин­товки и, если я что-то понимал в этом деле, дробовика. Вот он ухнул в последний раз, и стало тихо, только на юге по-прежнему грохотала канонада зачистки, совсем незаметная после здешней перестрелки.

- Упырь, ты там?! — раздался знакомый голос, который я никак не ожидал здесь услышать.

- Тут!

- Вылезай, отродье африканское, Пушкин-Кукушкин. Все кончилось.

- Пермадули! — подтвердила псевдоплоть.

***

Бармаглот грубо отобрал у меня фляжку, сказав:

- Ну, ну! Присосался... Она не бездонная, между прочим!

Мы сидели в тени подломленной взрывом старой вишни: я,

Бармаглот, Соболь, Аспирин и Квазиморда. Трупы Темных чис­лом одиннадцать мы оттащили в цветник, чтобы не портили и без того исковерканный пейзаж и не попадались на глаза жен­щинам и детям. Воскобойникова и Альтобелли положили от­дельно в сторонке и накрыли мешковиной, найденной в разва­линах.

Пассажиры чуть поодаль ели нехитрую снедь, которая на­шлась у Квазиморды и Бармаглота. Жратву из запасов Темных мы брать не стали, только пару банок консервов изъяли.

Я в очередной раз поражался выдержке детей, которые уже играли в догонялки среди фруктовых деревьев: их мамаши вы­глядели значительно хуже, но вроде бы уже приходили в себя.

Профессор ворковал над клеткой со своими питомцами, а Скунс, оказывается, удрал. Сделал он это, когда Квазиморда подстрелил Макара, и даже попытался уволочь с собой бюреров, но Петраков-Доброголовин не позволил этого сделать и, о чем он гордо поведал нам, даже дал Скунсу по морде. Впрочем, судьба Скунса интересовала меня в самой незначительной сте­пени.

- Мы уж думали, ты там помер, чува-ак, — гудел Аспирин, хлопая Бармаглота по плечу. — А ты вот он. Волшебник, блин.

Приключения Бармаглота и в самом деле смахивали на чуде­са. Заснув в своем каземате, он проснулся от того, что кто-то от­пирал дверь. Вначале Бармаглот подумал, что это вернулись мы, но в схрон вошел Болотный Доктор. Он рассеянно поздоровался и с ходу поинтересовался, что с ногой. Бармаглот объяснил. «Ах она проказница», — пробормотал Доктор, имея в виду не то ногу, не то розовую фигню, выползшую из танка, открыл свой саквояжик и занялся травмой. Что он там делал — Бармаглот старался не смотреть, тем более ему было очень больно. Тем не менее спустя полчаса Доктор забинтовал ногу, сказал: «Домой вер­нешься — к нормальному врачу сходи, а пока и так сойдет», по­просил при случае принести ему «что-нибудь из Шпенглера, почитать» и удалился. Обессиленный Бармаглот тут же отрубился, а очухавшись, решил было, что ему приснился сон. Но нога не болела, выглядела совершенно здоровой, и дверь оставалась открытой.

Обретя способность передвигаться, Бармаглот встал перед дилеммой: идти вслед за нами или ждать здесь. Поскольку ме­стоположения бюреровского городка он не знал, то решил ос­таться в надежде, что мы вернемся. А если не вернемся в разум­ные сроки — что ж, тогда можно попробовать добраться до до­ма. Но через некоторое время у схрона объявился Квазиморда, который рассказал о встрече с нами и традиционно попросил патронов и пожрать-выпить. Квазиморда заночевал в схроне, потом их попытался окучить псевдогигант, долго шатался во­круг, не умея открыть дверь, и ушел, отчаявшись. А в следую­щую ночевку пришла Скарлатина. Как выяснилось, это и была та самая раненая псевдоплоть, которую в свое время Бармаглот не стал добивать, чем вызывал с тех пор насмешки со стороны коллег.

- Вон, видите, у нее пятно... Приметная скотинка, — пока­чал он нам, когда Скарлатина высунулась из цветника. Из пасти у нее свисало чье-то волосатое ухо.

В цветнике наша питомица кушала Темных, и это было лишь немногое, что мы могли для нее сделать. Потому как именно Скарлатина привела Бармаглота и Квазиморду к домику пасеч­ника.

- Ну вот как я теперь в Зону пойду? — горевал Аспирин. — А если она на мушку выскочит? Или вообще в псевдоплоть не стрелять? Так схавают же, чува-ак...

- Она обычно представляется. Культурная, — сказал Бар­маглот.

- Скарлотина, абанамат! — подтвердила псевдоплоть, в оче­редной раз высунувшись из ноготков и гладиолусов. Теперь она кушала чью-то кисть с отгрызенным большим пальцем.

- Ладно, Бармаглот, — сказал я. — Историю твою мы еще нераз услышим в «Штях», там же и Пауля с убиенными не раз по­мянем, но мы пока в Зоне. Надо выводить людей через Периметр.

- Я — пас, — предупредил Квазиморда. — Мне и здесь хо­рошо.

- Ты свое дело сделал, с нас и так причитается, — улыбнулся Соболь. — Хочешь, ружье подарю?

В случае с Соболем такое предложение было равносильно половине царства. Квазиморда же лишь кхекнул и замотал го­ловой:

- На хрена волку жилетка — по кустам ее трепать?

И погладил древнюю обшарпанную СВТ, из которой так удачно сегодня прикончил Макара и еще пару-тройку Темных. В прошлый раз он был с автоматом, отметил я. Видимо, по всей Зоне у Квазиморды тайнички. «Какой любопытный человек», — заметил в свое время насчет Квазиморды Петраков-Доброголовин. Именно. Еще и хитрый.

- График обстрелов у нас есть, — сказал я, доставая из кармана бумажку. — Через... э-э... через два с половиной часа будет вполне серьезное окно. Полагаю, надо собираться.

- Не нравится мне, что Поролон ушел, — задумчиво пробор­мотал Бармаглот. Поролон и в самом деле ушел обидно — еще во время переговоров. Вряд ли смылся самочинно, скорей уж был послан с поручением.

- Чего поделать. Подъем?

- Подъем, — согласились сталкеры.

Мы уложились в два с половиной часа и подошли к исковер­канной полосе перед Периметром в полной боевой готовности. Скарлатина осталась доедать покойников на лоне природы, запасов у нее должно было хватить надолго, если только не набегут конкуренты.

Профессор буквально сиял — как он поведал мне, драгоцен­ные карлики были накормлены и чувствовали себя прекрасно, прибор, несмотря на постигшие нас невзгоды, работал исправно. Сами понимаете, меня это тоже должно было обрадовать, но я бюялся сглазить. Все же возвращение из Зоны всегда сложнее, чем путь в нее. И гробануться из-за какой-нибудь ерунды на по­следнем километре я не хотел — уж тем более после всего пере­житого.

Вечерело. Я расположил команду в небольшой прогалинке и имеете с Аспирином, который все еще работал на остатках маги­ческого укола, отправился на разведку. Все было чисто, вояки, видимо, собирались ужинать. Из капонира не доносилось ни зву­ка, только на краю бетонной плиты сидел рыжий котенок и умы­вался, тщательно облизывая лапу.

Мы вернулись назад. Сообщение о том, что путь свободен, было встречено с тихим ликованием.

- Вы не волнуйтесь, — сказал бортмеханик, который уже ко­вылял сам, как я и обещал. «Ломоть мяса» так и лежал у него в кар­мане. — Мы вас не сдадим. Скажем, что вывел какой-то сталкер, ушел обратно, нам не представился. Да хотя бы этот... Квазимодо.

- И простите, пожалуйста, за то, что случилось с вашим дру­гом. — Это уже Вероника Сергеевна. Боря и Сережа тем време­нем возились с поломанным пистолетом «беретта», найденным и руинах домика пасечника. Ой, пойдут эти двое в сталкеры, ко­гда вырастут, подумал я. Если Зона к тому времени останется, чтоб ее.

- Да говорите, что хотите, — махнул я рукой. — На той сто­роне, за Периметром, уже никто ничего не докажет. Если надо, пятьдесят человек подтвердят, что я все эти дни беспробудно пил в их компании и ни в какую Зону не лазил.

- Но вы же лазили, дядя негр? — уточнил Боря, размахивая «береттой».

- Тебе показалось, братан, — улыбнулся я.

Цепочкой мы добрались до того места, откуда нужно было ползти. Уже почти стемнело, по Периметру вяло чиркал лучом автоматический прожектор. Пережившие куда худшие лишения пассажиры резво поползли по мягкой и рыхлой земле, они даже не слишком шумели. Впрочем, вояки уже пожрали и смотрели телик, а до очередного обстрела был как минимум час. Жаль, что профессорский график был расписан только до послезавтрашне­го дня включительно. Продать-то его до вылазки за бюрерами я так и не успел... Ладно, завтра что-нибудь придумаю. Два дня то­же хлеб для сталкера, вдруг кому-то надобно совсем недалеко метнуться.

Мы проползли мимо капонира — я специально взял метров на пятьдесят правее, по ложбинке, миновали бетонные надолбы. Еще десять минут, даже меньше, — и мы вышли.

Именно в этот момент, когда я, можно сказать, вздохнул с облегчением, в глаза мне ударил яркий свет, а металлический го­лос объявил:

- Всем лежать! Руки вверх!

Капитан Колхаун был нечета Макару. Он не стал устраивать показательных выступлений, сидел в бронемашине и разговаривал через вынесенные динамики. Хотя требования капитана были те же, что и у Темных: выдать место захоронения «черных ящиков».

- Гражданские лица могут пройти беспрепятственно, — пообе­щал капитан. — Так называемых сталкеров прошу разоружиться.

Никто не спешил, однако, делать ни первого, ни второго. Лежа мордой в землю, я мысленно благодарил Марину за то, что догадалась снять и спрятать «черные ящики», потому что только информация о них оставляла нас живыми. «Ящики» были своего рода «бомбой», и выпускать их из рук Колхаун и компания не желали. О месте, где зарыта означенная «бомба», знали только я, Марина и Аспирин. Капитан, в свою очередь, не представлял, кто из нас в курсе, потому не мог положить всех подряд — а вдруг ют, кто знает, как раз успеет удрать?

Ситуация была патовая, хуже, чем с Темными. Те хотя бы жаждали баб, а капитану Колхауну бабы были без надобности, он стоял за честь мундира и программу зачистки, на которой грели руки и отмывали деньги сотни военных и гражданских деятелей. Я прикидывал, как бы отступить без особых потерь, потому что пути вперед для нас уже явно не было, и надеялся, что пассажиры тоже понимают, что их может ждать.

Надеялся я правильно, потому что рядом со мной приподнянась на локтях Вероника Сергеевна и закричала:

- Солдаты! Дорогие солдаты! Послушайте меня, пожалуйста! Мы — пассажиры самолета, который был сбит над Зоной! Сбит военными, сбит по ошибке! Мы знаем, что ваши командиры не хотят разглашения этих сведений! Поэтому им нужны «черные ящики» и не нужны мы! С нами дети! Вы слышите меня?! Дети!! Вы же не станете стрелять в детей?!

Башня ближней к нам бронемашины немного провернулась, больше никакой реакции не последовало.

- Мужики, ваш капитан в сговоре с Темными! — заорал Со­боль. — Они убили лейтенанта Альтобелли! Он хотел помешать Темным забрать пассажиров!

- Молчать! — ожили динамики. — Молч...

Что-то зашипело, звук вырубился.

Над Периметром стояла мертвая тишина, только слышно бы­ло, как плачет Ирочка. Я ее понимал - выбраться из жуткой ла­пы Излома и прямо возле дома угодить в такой переплет... Не­ожиданно люк ближней бронемашины распахнулся, из него вы­лез офицер. Крепкий такой дядя из комендатуры, из русских офицеров. Кажется, его фамилия была Голованов.

- Альтобелли убит? — спросил он, спрыгивая на землю. Лови, — крикнул в ответ Соболь и бросил жетон мертвого лейтенанта, привязанный цепочкой к камню. Голованов поймалтего на лету, мельком глянул и убрал в карман Сколько с вами детей и женщин?

- Трое детей, три женщины, — ответил я. Почему вылез Го­лованов? Почему молчит капитан?

- Не стрелять, — крикнул офицер своим и пошел к нам. Он шел не торопясь, увязая тяжелыми ботинками в рыхлом глинозе­ме, и остановился в полуметре от меня. Я отчетливо видел за­ клепки на обуви, поблескивающие в свете прожекторов. Потом прикинул, что лежать мордой вниз, когда он перекрывает линию
огня,глупо,и поднялся,отряхиваясь.

- Самолет действительно сбит? — спросил Голованов.

Мой маленький отряд вслед за мной поднимался с земли. Подошла стюардесса Марина, прихромал бортмеханик.

- Сбит, — подтвердил он. — Я — член экипажа... Скорее все­го ракетой. За территорией Зоны.

- «Черные ящики»...

- «Черные ящики» в надежном месте, — оборвала его Марина.

- Это наша гарантия, — добавил я. — Вы же понимаете, гос­подин Голованов. Я даже вам ничего сейчас сказать не могу, не имею права.

- Я все прекрасно понимаю, Упырь, — кивнул офицер.

- Кстати, сюда приходил человек от Темных?

- Приходил.

- Видимо, он все сообщил Колхауну.

- Догадываюсь, что именно так. Если вас интересует, где он, отвечу — убит.

- На всякий случай? — подмигнул я.

- Он того заслуживал, Упырь. — Голованов поправил ре­мень с кобурой. — Я все рассказал? Тогда проходите, черт с вами. Под мою ответственность.

- А капитан Колхаун?

- Капитан сидит в броневике, он арестован, — хмуро произ­нес Голованов, представляя, наверное, как сложно будет из этой истории выпутываться. — Ну или временно отстранен от испол­нения обязанностей. До последующего разбирательства.

- Вы обещаете? — спросила Вероника Сергеевна. Она тоже подошла к нам, держа за руки мальчиков.

- Обещаю, — сказал Голованов и криво улыбнулся, увидев пистолет в руке у Сережи.

- Погодите, не торопитесь, Вероника Сергеевна. Зачем вы это сделали? — спросил я офицера.

Голованов пожал плечами.

- Во-первых, Луиджи был моим приятелем. Во-вторых... во-вторых, мне очень не нравится то, что творится вокруг Зоны. Вашего брата я не люблю, — искренне говорил офицер, — но вы хотя бы зарабатываете своим горбом. Мрете там сотнями... А эти, — Голованов неопределенно взмахнул рукой, охватив броневики и прожектора, — для этих Зона — кормушка. Им выгодно сталкерство, им нужны Темные, и они ни перед чем не остановятся. По­жалуй, мне пора в отставку.

- После ареста капитана Колхауна? Скорее на гарнизонную гауптвахту и под трибунал.

Я сильно рисковал, нажимая на Голованова. Но я должен был убедиться, что это не очередная ловушка. Мне просто ничего больше не оставалось.

- Разберемся, — просто сказал Голованов. — У меня доста­точно свидетелей. Не все же сволочи, в конце концов.

И снова обвел рукой броневики.

- Хорошо, я вам верю, — сказал я.

Пассажиры стали осторожно пробираться мимо офицера, стоявшего, словно пограничный столб. Вероника Сергеевна с пацанами, Сережа по-прежнему держал в руке неисправную «беретту». Гомики-санитары. Мама Ирочки с Ирочкой же на руках. Хромающий бортмеханик, которого поддерживала стюардесса Марина... Все они исчезали за броневиками, уходя из прожек­торного света, и я понимал, что вряд ли когда-нибудь еще раз увижу этих людей. А жаль, Марина была очень даже ничего.

Возле меня задержался профессор Петраков-Доброголовин, который нес клетку с бюрерами. Голованов покосился на профессорскую ношу, но ничего не сказал. Петраков-Доброголовин улыбнулся всем своим толстым лицом, и в следующее мгновение из броневика выбрался капитан Колхаун с перекошенной от бе­шенства рожей. Видимо, внутри стального монстра что-то пере­игралось, и пленник освободился. В руке он держал армейский автоматический «кольт» и целился из него в Голованова.

- Сдайте оружие, лейтенант! — проревел Колхаун едва ли не громче, чем пару минут назад через громкоговорители. — Я буду стрелять!

- Идите к черту, капитан, — ответил Голованов, поворачи­ваясь и расстегивая кобуру.

Следующие события сложились для меня в одно, хотя проис­ходили в некоей последовательности.

Капитан Колхаун выстрелил короткой очередью.

Пуля ударила меня чуть ниже ключицы и отшвырнула на Со­боля, который успел меня подхватить.

Голованов вырвал из кобуры пистолет.

Петраков-Доброголовин охнул и медленно опустился на зем­лю. Клетка отлетела в сторону, бюреры громко заверещали, но никто внимания на них не обратил.

Голованов выстрелил в ответ, и капитан Колхаун свалился с бронемашины. Ногой он зацепился за какой-то буксировочный трос и повис вниз головой, почти касаясь руками земли.

Увиденное поразило меня своей четкостью, запечатленной в ярком свете прожекторов, а потом все поплыло перед глазами, завертелось, и следующее, что я увидел, было лицо Соболя, бор­мочущего:

Эй, эй, очнись! Слышишь?

- Я живой, — промямлил я и попытался сесть. Мне это уда­лось, хотя весь перед комбинезона был залит кровью.

- Тебя профессор зовет. Отходит, кажись, — сказал Соболь и перекрестился.

Петраков-Доброголовин хрипло дышал. Заметив меня, он слабо улыбнулся и прошептал:

- Господин Упырь... Константин... Я сообщу вам номер. Номер телефона, по которому вы должны позвонить заказчику... Вы сделали свою работу очень хорошо... простите, если я вам мешал...

- Полноте, профессор. Мы сейчас вас вынесем, доставим в больницу, — заговорил было я, но Петраков-Доброголовин замо­тал головой:

- Нет, нет... Я же доктор наук, я понимаю... Запомните номер...

- Давайте, профессор.

- Восемь... — сказал Петраков-Доброголовин и умер.

- Черт... черт... — Лейтенант Голованов ударил кулаком в землю. Я только сейчас заметил, что он тоже стоял рядом со мной на коленях.

Аспирин молча взял клетку с бюрерами и сорвал брезент. «Кофеварка» была расколота пулей практически на две части, изнутри высыпались электронные платы, воняло горелым. Кар­лики забились в угол, даже не помышляя о телекинезе, — сооб­ражали, что расклад сил не в их пользу. Аспирин открыл дверцу, вытащил сразу обоих бюреров, ухватив горстью за шкирки и по­ставил на землю. Размахнулся и дал хорошего пенделя. Бюреры, вереща, покатились в темноту и исчезли.

- Полный офсайт, чува-ак, — сказал Аспирин, повернув­шись ко мне.

Читать Тридцать Пятую Главу.