Глава пятнадцатая

Точка падения

Это был огромный аэробус — старая машина, которые давно уже не использовались серьезными европейскими авиакомпа­ниями, но вовсю — украинскими. Откуда он тут взялся? Самоле­ты над Зоной не летали вообще — себе дороже, иная аномалия (тукнет и на десяти километрах, никогда не знаешь, чего от них ожидать... Поэтому все воздушные трассы над территорией Зоны упразднили. И вот— пассажирский самолет...

Хотя было видно, что летит он как-то дергано, нелепо, остав­ляя за собой хвост черного дыма. Видимо, в воздушное простран­ство Зоны аэробус вошел поневоле — что-то с управлением, к примеру...

- Смотрите — самолет! — сказал Аспирин.

Мы стояли и таращились в небо, пока огромная машина не легла на вершины деревьев и со страшным треском не обруши­лась в лес. Взрыва не было, садился аэробус полого, а значит, там вполне мог кто-нибудь выжить.

- Быстро туда! - заорал я.

- А как же... — вякнул профессор, но я не стал его слушать, да и никто не стал. Самолет в Зоне — это ЧП. Это люди. Воз­можно, пять сотен людей. Это женщины и дети, черт бы их по­брал. И на моем месте любой, даже многие из Темных, броси­лись бы их спасать. Есть вещи, которые неподконтрольны даже нашим внутренним законам и правилам. У пассажиров нет спецодежды, обуви, оружия. У них ничего нет, даже надежды. А если авиалайнер шлепнулся в мощный гравиконцентрат, У них вообще ничего нет. Их самих и то нет... Но это можно уз­нать только на месте.

Поэтому мы все пошли в направлении падения аэробуса — курс на ладонь правее водонапорной башни. И вышли к нему до­вольно скоро, через часок-полтора, миновав парочку довольно банальных ловушек вроде хищно потрескивающей «мясорубки», которую первым заметил, как ни странно, профессор Петраков-Доброголовин.

- Но наше задание... Как же мы... — бормотал он, топая вслед за мной. Многому научился жиртрест — шел исправно, след в след. Но ума не прибавил. Он мне снова перестал нра­виться.

- Закрой рот, — сказал я ему.

- Зачем нам эти люди?! Мы ведь усложняем... — успел бряк-нуть он, и я ударил прикладом назад. Попал в грудину. Петраков-Доброголовин заперхал, задохнулся и быстро понял, что спорит с Упырем в таких ситуациях не стоит. Хемуль его совсем пристрелил бы, но Хемуль — он сумасшедший, а я пока нормальный. Пока. Или мне так кажется.

Самолет величаво лежал среди исковерканных деревьев. Что то в нем искрило, что-то — горело, но в целом нельзя было сказать, что машина так уж сильно пострадала. Я однажды был па месте падения армейского транспортного самолета, тактам мясо лопатами выскребали из погнутых кусков фюзеляжа.

Где же люди? Мне, если честно, лезть внутрь совсем не светило, и похоже, мои товарищи были того же мнения. Мы осторожно обогнули корпус и увидели, что дверь открыта и из пес свисает полусдувшийся аварийный трап веселенькой  жевто-блакитной расцветки.

Рядом с трапом никого не было. Мы замерли и прислушались. Неподалеку за деревьями явственно слышался какой шум. Я решительно двинулся в ту сторону, остальные молча по тянулись за мной.

Пассажиры аэробуса толклись на полянке, нас пока не замечая. Кто-то сидел на корточках, обхватив голову, и легонько раскачивался. Кто-то просто сидел на земле, прислонившись к дереву. Два или три человека лежали, над ними суетились женщины, одна из которых была в летной форме. Видать, стюардесса. Какая-то девица лет двадцати пяти, с пышной гривой золотисты волос, истерично рыдая, рвалась обратно в самолет. Ёе еле удерживала вторая стюардесса. На стюардессе и на самой лица не было, но она пыталась вразумить истеричку:

- Туда нельзя, понимаете? В любой момент баки с горючим могут взорваться. Да поймите же вы наконец, туда нельзя!

Девица явно не слышала ни слова, она молотила по плечу стюардессы одной рукой, а второй тащила за собой ребенка — маленькую девочку лет пяти-семи. Девочка отчаянно ревела.

Навскидку здесь было человек двадцать пять-тридцать. Не­много для такого крупного самолета. Но и немало, если учесть обстоятельства. Ох как немало. Я даже слегка опешил. Трупы, очевидно, остались внутри лайнера. И верно: кому нужно возить­ся с мертвыми телами, если вокруг полно еще живых тел. До ме­ня снова донесся голос стюардессы, которая, уже срываясь, крикнула:

- Да нет там никого живого, поймите же!

В этот момент Соболь широким шагом пересек поляну и вле­пил истеричке пощечину. Та сразу заткнулась и уставилась на не­го ошалевшими глазами.

- Ложись, дура. Сейчас будет взрыв, — спокойно сказал Со­боль, — и ребенка своим телом прикрой. Или ты не мать ей?

- Мать... — просипела девица, — а вы... вы кто такой?!

И отступила, притянув к себе девочку, которая уже не в силах была реветь, а только непрерывно всхлипывала, вздрагивая всем телом.

Тут-то только на нас и обратили внимание. Кто-то радостно завопил, женщины заплакали, не иначе как от счастья. Еще бы — люди в спецкостюмах, с оружием. Кто, как не долгожданные спа­сатели?!

- Американцы! Американцы! — закричал кто-то. Понятное дело, негр с автоматом — кто ж еще, как не американец. Тем бо­лее на территории Украины.

Я их сразу обломал, сказавши:

- Господа и товарищи, не радуйтесь. Мы не американцы. И мы не спасатели.

- Как же так? — спросила стюардесса с тихим отчаянием. — Понимаете, нам необходима помощь...

- Мы не спасатели, — терпеливо повторил я. — И все мы на­ходимся на территории так называемой Зоны, и еще не факт, что вам повезло. Смерть от декомпрессии куда лучше смерти от «мя­сорубки» или «карусели»...

- Я не понял, — сказал тощий субъект в дорогом с виду кос­тюме. — Мы где? Что за карусели и мясорубки?

- Зона, — устало объяснил я. — Это такое место, где лучше не появляться без огромного багажа определенных знаний. А луч­ше вообще никогда не появляться.

- Кажется, понял, — сказал тощий. — А карусели...

- Это такие аномалии. Смертельно опасные.

В этот момент отступавшая в сторонку истеричная блондинка отпустила девочку и вдруг рванула в сторону самолета. Но Со­боль был начеку. Он спокойно поднял ружье и выстрелил в воз­дух почти над ухом блондинки. Та ничком рухнула на траву. Пас­сажиры сбились в кучу и уставились на нас с ужасом. Какая-то тетка прижала к себе дочку блондинки.

- Никто. Никуда. Не двигается, — сказал я с нажимом.

В толпе прозвучал шепоток: «Террористы». Я с интересом посмотрел на этих испуганных людей и с некоторой долей жа­лости подумал, что еще неизвестно, что в их ситуации было бы лучше... То спасатели, то — террористы. Хочется подогнать все под привычные рамки, ясное дело. В Зону верить не реша­ются.

Я обратился к тощему, поскольку раньше вел разговор с ним:

- Что у вас случилось?

- Авария, — сказал тощий. — Вон у стюардессы спросите, может, она объяснит подробнее.

- Ладно, после разберемся. А теперь вопрос на засыпку: кто из вас самый богатый?

Пассажиры переглянулись. Вперед вышел низенький борода­тый человек семитской внешности.

- Видимо, я, — сказал он с крайне виноватым видом.

- И чьих вы будете? — осведомился я, припомнив кинемато­графические курсы.

- Как это — чьих?! — возмутился бородатенький. — Я — ис­полнительный директор ООО «Трансеврогаз» Марк Бернштейн!

- Отлично, — сказал я. — Вы хотите жить?

- Да, — кратко ответил бородатенький.

- Стало быть, вы оплачиваете мои услуги по спасению васотсюда. Вас и всех этих людей. — Я обвел рукой притихших пас­сажиров.

- Всех?! — возмутился бородатенький. — Но я их даже не знаю! Я не намерен...

Тут же он заткнулся, потому что стоявший рядом молодой человек стукнул его по морде. Ну, не то чтобы прямо стукнул — скорее, пощечину дал. Сопротивляться Бернштейн не решился.

- Мародеры! — выкрикнул чей-то голос, вроде женский. - Террористы!

Я усмехнулся про себя. Ладно, так даже проще. Хотя нет, видя в нас угрозу, начнут при первой же возможности драпать в сторону, угодят тут же в неприятности. В смертельные неприят­ности... Я задумался. Как же вам доказать, дуралеи, что ваши дела хуже некуда?.. На краю поляны я уже давно усмотрел на кусте «жгучий пух», Соболь углядел его тоже. Собственно, блондинка как раз бежала прямиком на него. Так что дура должна Соболю как минимум если не за спасение жизни, то за спасение смазливой мордахи уж точно. Эх, надо было ей дать вляматься, тогда все бы сразу поняли на живом-то примере... Гут взгляд мой упал на продолжавшую тихо и горько плакать .девочку, и я отогнал дурные мысли. Сделал Соболю знак — он поднял дуру, но от себя не отпустил, крепко держал за руку. Так. А где наш дорогой профессор? Я оглянулся и поманил его пальцем.

-    Вот это, господа, самый настоящий ученый-профессор. Пусть он вам и объяснит всю аховость вашего положения.

Петраков-Доброголовин вышел вперед и откашлялся. На террориста он уж никак не был похож.

- Я понимаю, что вы напуганы, — начал он, — но уверяю вас, вы будете напуганы куда больше, если осознаете, куда при­землился ваш самолет. Наверняка почти все из вас хоть раз в жизни слышали про так называемую Зону. Так вот... — профес­сор еще раз откашлялся, — к сожалению, все, что вы слышали, - сильно преуменьшено по сравнению с реальным положением
вещей.

- Вы нам лжете! — крикнули из толпы.

- К сожалению, нет, — тихо сказала одна из стюардесс и вышла вперед. Она повернулась к пассажирам и продолжила: — Наш самолет действительно упал в закрытую Зону, над которой запрещены полеты любого авиатранспорта, включая вертолеты... и военные вертолеты.

- То есть как? Никто не прилетит нас спасать??? — не по­нял Бернштейн. Я пристально посмотрел на него. Надо же, есть еще на Земле люди, которые интересуются только разме­ром своего кошелька. Ну что ж, такого и не жалко наказать за нелюбопытство. Заплатит, так сказать, за расширение кругозо­ра. Я терпеливо продолжил объяснения Петракова-Доброголовина:

- Здесь не работают никакие радиоприборы, если вы еще не заметили, и многая техника выходит из строя. Возможно, именно это и произошло с вашим самолетом. Выбраться отсюда вы мо­жете только с проводниками. Но гарантировать, что выжить смогут все, не возьмется ни один человек в мире. И даже сам господь бог вам бы не рискнул гарантировать жизнь в подобной ситуа­ции. Если вы останетесь рядом с самолетом, то погибнете от зубов мутантов, которые не побрезгуют съесть вас живьем. Если пойдете сейчас с нами, шансы выжить несколько увеличиваются. Но это в том случае, если вы будете слушать наши команды и подчиняться с первого слова. Иначе вас переломает на части и ловушке под названием «трамплин» или перекрутит насмерть «карусель». Или... да мало ли здесь удовольствий. Если вы еще не поняли — мы в противорадиационных костюмах. Все ясно? Так что решайте. Команда спасателей, даже если таковая отправлена ич-за Периметра, может никогда не добраться до этих мест. Осо­бенно сейчас.

- Почему особенно сейчас?

-  Потому что сейчас вышли из строя даже те немногие навигаторы, которые ранее работали в Зоне. Вам вообще крупно повезло, что мы совершенно случайно оказались рядом и еще более случайно заметили вашу аварию.

- Чего же мы медлим?! — Бернштейн взволнованно прижал руки к груди. Денег он, видимо, уже не жалел.

- Я ничего не делаю даром, — сказал я. — Вы платите. Я вы­вожу всех. У нас контракт.

- Хорошо, — смирился бородатенький, утирая кровь с губ. — Думаю, это мы уладим.

- Вот и не мороси, — посоветовал ему Пауль.

- Да-да. Видите, уже лучше. Господа потерпевшие, вы все свидетели, — сказал я. Господа потерпевшие закивали. — Есть среди вас кадровые военные, сотрудники спецслуцжб, наконец, просто бывшие офицеры?

Я ожидал, что парень, стукнувший Бернштейна, выйдет впе­ред. Но нет. Вперед вышли толстая тетка лет сорока пяти, тще­душный пацанчик и старый дед лет девяноста с виду.

- Отлично, — сказал я, не теряя присутствия духа (а что мне еще оставалось?!). — А летчики?

- Летчики погибли, — сказал тщедушный. — Бортмеханик только, кажется, остался, но он ранен и без сознания.

- Стюардессы?

Вышли те две девчонки в форме. Достаточно было глянуть на них, чтобы понять, что сейчас проку от них куда меньше, чем хлопот. Оно и понятно: одно дело наливать шампанское, и со­всем другое — вспоминать навыки выживания после катастрофы, которые они явно учили на своих курсах спустя рукава. Я махнул рукой — идите, мол. Девчонки радостно сдвинулись на второй план.

- Та-ак... Бывает... Вот вы — кто будете?
     Толстая тетка приободрилась.

- Капитан милиции Ольга Заяц, — сказала она. — МВД Ук­раины.

- Детская комната милиции? — уточнил я.

- Нет, — обиделась Заяц. — Я — оперативный работник.

- А вы, — спросил я тщедушного. Тот, откашлявшись, скромно произнес:

- Снайпер. Особый отряд спецназа «Сокол», ФСБ России. Лейтенант Воскобойников.

- Черт... — пробормотал я. — Снайпер — это вроде и непло­хо, но ситуация не совсем та... Ладно, пусть будет снайпер. А вы, дедушка?

- Дубов, — сказал дед. — А ты кто, твою мать?

- Можете меня называть Константином.

- Длинно очень, не заработал еще, — рявкнул дед. — Константи-ин... Кончай вымахиваться, боец, объясняй давай, что нам светит и когда мы все сдохнем. Я примерно понимаю, куда нас занесло, но хочу узнать все точно.

- А вы чего раскомандовались?

- Мне положено, — сказал дед. — Я генерал-полковник. В от­ставке.

- Генерал-полковник чего?! — уточнил я, разинув поперво­началу от неожиданности рот.

- Мотострелковых войск, мать твою так! — рявкнул дед. Ме­ня посетило желание встать по „стойке «смирно» и отдать честь, но я его переборол. Более того, я подошел к деду, взял его за ло­коток и отвел в сторону. Все на нас выжидательно пялились, по­лагая, что сейчас генерал со мной проконсультируется, и с неба
спустятся призванные его спасти вертолеты.

- И что будешь мне бухтеть, партизан черножопый? — осве­домился старикан.

- Товарищ генерал... — сказал я необидчиво. — Вы знаете Зону?

- Ни хера я не знаю вашу сраную Зону! — буркнул дед. — Ты знаешь — ты и веди... В армии хоть служил?

- Нет, — честно сказал я. — Не служил.

- И правильно! — неожиданно обрадовался дедан. — Не хрен там делать! Это раньше была армия, а теперь — говно! Еще с Мишки Меченого, мать его так. У тебя выпить нет?

Выпить у меня было — неприкосновенный, так сказать, запас, сокрытый от товарищей. Пришлось им пожертвовать. Генерал высосал флягу без особых проблем, сплюнул и сказал:

- Слабовато. Спиртяжки бы настоящего, а это — хохляцкий ректификат... Свиней поить.

- Что  будем  делать-то,  товарищ  генерал-полковник?  — спросил и, умолчав, что «настоящий» спирт у меня тоже имеется. Я запасливый, не то что Аспирин, который по каждому поводу призывает «прохватить по соточке», а потом начинает бегать в поисках.

- Снимать штаны и бегать! — сказал генерал. — Ты тут главный, не я. Кабы против нас натовские дивизии, я бы... А тут — ты хозяин. Я, конечно, с народцем поговорю, объясню, что и как... Херово, боец, что там дети...

- Их трое всего, — уточнил я.

- Трое! И бабы! И два пидораса из подтанцовки Кири Филлипова, тоже с нами летели, чтоб у них в заднице ракитка вы­росла... Зверинец, боец! Как ты их поведешь?!

- Не бросать же... К тому же вон тот, Бернштейн, — он все наши  услуги в итоге и оплатит.

- Разумно подошел, партизан, — согласился генерал. — Грабь, как говорится, награбленное. — Потом наклонился по­ни же. — Ты это серьезно?

- Сам не знаю, — признался я. — С одной стороны, своих немного стимулировать. С другой — народ вроде подуспокоился, у нас же привыкли «товар — деньги — товар», а на халяву доверять уже как-то не принято... Так ими командовать легче. Ну, типа я гид-экскурсовод, за все уплочено.

- Черная башка, а варит, — с уважением сказал генерал. — Ты, психолог, короче, если какие сложности, обращайся сразу ко мне. Я их построю и выгребу через одного. А теперь давай соби­рать манатки и валить отсюда. Не нравится мне здесь. Покойни­ки всегда новых покойников к себе манят.

Мудро, подумал я. Толковый дедан.

- Секундочку, товарищ генерал-полковник. Есть еще одно неотложное дело.

Я вернулся к столпившимся пассажирам, смерил глазами блондинку и поманил профессора:

- Господин профессор, вы видите во-он на том кусте нечто, что вам должно быть хорошо и печально знакомо?

- На каком кусте? — вытянул шею Петраков-Доброголовин.
Я показал на куст со «жгучим пухом» и громко сказал:

- А тот, прямо на который бежала вот эта барышня. Объяс­ните-ка, профессор, барышне, да и всем пассажирам, что бы произошло с ней, с ее ребенком, который непременно побежал бы ее догонять, если бы не господин Соболь.

Профессор прищурился, разглядывая куст. Я спросил:

- Узнаете? Это называется «жгучий пух», та самая аномалия, из-за которой вам пришлось ссать себе на руки.

Профессор густо покраснел. Я не унимался:

- Расскажите же пассажирам, профессор. А то они, может, до сих пор думают, что тут курорт и все такое... Сильно жгло?

- Сильно. Невыносимо, — пробормотал профессор и про­тянул вперед руки, на которых до сих пор виднелись следыожогов.

- Хотите сами проверить, барышня, нет? — поинтересовался я у блондинки. Она в ужасе отступила и с благодарностью по­смотрела на Соболя.

- А теперь обдумайте все вышесказанное и не вздумайте гу­лять по поляне. Мужчины, со мной.

Я оставил профессора отвечать на вопросы пассажирок, Соболя — присматривать за ними всеми, а сам с остальными дви­нулся в сторону самолета.

Мы экстренно провели масштабный анализ того, что осталось от аэробуса. Собрали продукты (их оказалось значительно меньше, чем я полагал, — вероятно, в самолетах нынче очень хреново кормят; кое-что добыли, распотрошив багаж, в котором нашли, кстати, кое-что из спиртного), медикаменты, загрузились минеральной водой. Радиационный фон был более-менее сносным, и я прикинул, что в идеале до Периметра уцелевшие пассажиры доберутся в относительном здравии, хотя потом им лечиться и лечиться. В аптечках, понятное дело, арадиатинов не было.

Вернувшись, мы свалили на поляне весь добытый скарб, и я велел женщинам — тем из них, кто был в туфлях с каблуками-шпильками — переобуться во что угодно другое.

- Но где... — пискнула одна из пассажирок.

- Снимите с трупов, — сухо сказал я. — Тех, кто не переобу­ется, оставлю здесь. Точно так же рекомендую надеть куртки, джинсы, брюки и тому подобную одежду, которая годится для дли тельного перехода по пересеченной местности. Никаких ми­ни юбок. Выполнять.

Скуля, пассажирки потянулись собирать одежду. Конечно, не обязательно было снимать ее с трупов — в конце концов, хва­тило багажа. Но напугать тоже бывает полезно. Не ныли только стюардессы и, как ни странно, истеричка-блондинка. Она с готовностью направилась к самолету, велев дочке сидеть и ждать ее. Последнее мне очень не понравилось: дети есть дети, не знаю я таких, что слушались бы команд, как сторожевые соба­ки. Вторая мамаша в растерянности осталась на месте, держа за руку двух пацанов, тоже лет пяти-шести. Я окликнул капитана Заяц:

- Побудьте с детьми, пока мамаши подберут им и себе обут, и одежду. Вы — после. Без вас не уйдем, обещаю.

Капитан Заяц серьезно кивнула и занялась этими тремя деть ми. Других, к счастью не было.

Мужиков я подрядил собирать носилки для раненых из дре­весных стволиков, одежды и ремней. Ремни опять же велел снимать с покойников. Неходячих раненых, кстати, оказалось двое. У девушки лет двадцати трех был сломан позвоночник, бортме­ханик отделался переломами ноги, но был по-прежнему без сознания. Головой долбанулся, видать.

И дети... слава богу, с выжившими матерями. И точно так же слава богу, что погибшие матери со своими детьми и погибли. Службы психологической помощи у меня не имеется, кто бы самому помог. Детям придется дать антирадиатины из наших апте­чек, иначе бессмысленно их тащить через Зону, чтоб похоронить вскорости. Главное — сделать это так, чтобы не случилась истерика среди остальных. А то знаем мы это: «Я вам заплачу любые деньги, только дайте мне лекарство...»

Всего оказалось ровно девятнадцать человек. Сначала мне пока­залось, что их больше. Стюардесса пискнула, что на борту было сто двадцать три, включая экипаж... Что ж, не так уж плохо отделались. Хотя, с другой стороны, какое уж тут везение, раз их занесло в Зону.

Из девятнадцати выживших имелось, как я уже сказал, двое раненых, трое детей и семь женщин, включая стюардесс и капи­тана Заяц. Плюс двое гомиков. Передвижной цирк Кости Упыря, чтоб он перевернулся...

Не было ничего удивительного, что братья-сталкеры смотрели на меня как на идиота, который слепил из собственного дерьма куколку и самодовольно пускает над ней слюни. Вернее, смотрел Аспирин — Пауля и Соболя вместе с парой пассажирок я отрядил охранять периметр, чтобы никто из мутантов не прибыл на шум в рассуждении, чего бы покушать.

В самом деле, я дебил. Что бы их, выживших пассажирок, тут оставить, а потом прислать тех же военных сталкеров, пусть вытаскивают, как хотят. Все равно же будут искать рано или поздно. Но я чуял, что скоро выброс. Каким местом чуял — даже и не объяснить... А выброс им не пережить. Да и до выброса дожить - тоже надо постараться. Это я тут же подкрепил в своем сознании выстрелом в мелкую псевдоплоть (не нашу подругу), которая учуяла сырое мясо и похотливо кралась за низенькими кустами. Одна радость — пока они тут подъедят трупы, мы сможем спокойно отойти подальше. Такая свалка еды приманит всех в окрге, кто знает толк в свежей человечинке... А уж в не очень свежей -у-у-у!

Я пожалел, что с нами нет попа Дормидонта. В трудные минуты жизни люди тянутся к богу, тем более сейчас это мод­но Священник весьма бы пригодился, снял бы часть психологических проблем, да и с выживанием в Зоне у него явно нет особенныхсложностей. Вон, грибы даже местные жрал, и то ничего.

Ко мне подошел Аспирин, посмотрел недоверчиво.

-  Чува-ак... — протянул он. — Я, конечно, понимаю, человеколюбие и все такое...

Я удивился про себя, что Аспирину известно слово «человеколюбие».

- Так вот, я понимаю, — продолжал он, — но ты... ты чё собираешься с ними делать? Их же тут куча. Туча.

- Будем выводить, — сказал я. — Все равно домой возвраща­емся.

- И как ты их проведешь, чува-ак?! Что скажешь солдатикам? Не стреляйте, это спасательная экспедиция? Да они скане­рами зафиксируют, что к Периметру прет толпа каких-то тварей, и накроют внеочередным залпом сверх обычной программы. И все Братская могила. Тебе это надо, чува-ак?!

- Варианты? — коротко спросил я. Аспирин почесал усы.

- Тут оставить.

- Выброс, — покачал я головой.

- Черт... Но как?!
Я пожал плечами.

- Слушай, брат, я не знаю. И надеюсь, что вы мне поможете. Нельзя их бросать. Никак нельзя. Плюс бабки срубим с борода­того.

- Хрен с тобой, — буркнул Аспирин. — Полный офсайт, блин. Бабки он срубит... Подыхать, так рядышком... ненавижу тебя, чува-ак.

С этими словами он ощутимо ударил меня в печень. Я со­гнулся, постоял так, потом выдохнул, вдохнул, еще выдохнул и велел:

- Объясни им, брат, самые азы. Чтоб хотя бы с тропы нелезли...

Аспирин ушел, а я опустился на колени возле девушки со сломанным позвоночником. Она могла только моргать и шеп­тать, остальное тело не повиновалось.

- Я умру? — спросила она.

- Нет, — соврал я.

- Умру, — с уверенностью сказала девушка. — У меня доку­менты в сумочке... Маме моей позвоните, там номер в электрон­ной книжке, и адрес...

- Хорошо-хорошо, — успокоил я. — Сразу позвоню, как только смогу.

Излишне говорить, что я даже не представлял, где может быть сейчас пресловутая сумочка.

- Давай-ка я тебе сделаю обезболивающий укол, красавица, — деловито бормотал я, вынимая шприц. И еще один шприц. Доза наркотика была смертельной, но больше я ничего для нее сделать не мог, не пристрелить же? Вокруг столько народу, не поймут, —
Нести ведь тебя надо, так мы сейчас того... чтоб не болело...

- Спасибо, — шепнула девушка. Я быстро сделал укол, по­том еще один. Пушистые ресницы дрогнули... Опустились.

Итого уже не девятнадцать человек, а восемнадцать... Я вздох­нул и поднялся.

- А сейчас я проведу быструю инструкцию насчет того, как себя вести в Зоне, чтоб дополнить уже сказанное господином Астрином. И пеняйте на себя, если вы что-то пропустите или не примете к сведению.

Читать Шестенадуатую Главу.