Глава шестая
Никаких проблем
Редко, очень редко я видел вот такую Зону, как сейчас. Не считая приключения с розовым дерьмом, выползшим из танка, с нами ровным счетом ничего не происходило. Да, мы потеряли человека (я надеялся, что не окончательно), но больше нам ничего не угрожало. Когда мы шли по склону холма, внизу резво промчалась стайка чернобыльских псов, которые кого-то гнали – мелкого, незаметного. Крысу, может. Не только ж сталкерам крыс хавать, в конце концов.
На нас псины отвлекаться не стали, то ли убоялись, то ли добыча была привлекательнее, чем несколько вооруженных сталкеров. Потом на тропу выскочила небольшая псевдоплоть, в ужасе взмахнула передними лапами, вскрикнула:
– Фафанаф! Гульдигрея!
И скрылась в кустах, прежде чем кто-то из нас успел выстрелить.
Профессор вникал в происходящее, радовался увиденной вживую псевдоплоти, но в глазах его по-прежнему стоял давешний ужас. Он, видимо, тоже достаточно ярко представлял, что может пережить замурованный Бармаглот в случае нашего невозвращения. Впрочем, Петраков-Доброголовин не так уж много знал о Зоне с точки зрения сталкера, иначе понял бы, что реальность куда страшнее, чем то, что он себе напредставлял.
После псевдоплоти к нам никто не приходил, и на мини-привале Аспирин объяснил наконец, что он имел в виду под новым городком бюреров. Это было довольно далеко – за «Янтарем» и Агропромом, левее Припяти. Туда мало кто ходил, я и сам забрел только раз… Что ж, ничего удивительного – дрянь место, так всегда бывает, когда надеешься, что все будет хорошо. В любом случае ни Агропром, ни «Янтарь» я по пути посещать не собирался от греха подальше. А если все пройдет успешно – что ж, буду знать, что там дальше за места. Никогда не повредит.
Что до городка бюреров, то это я его так для себя назвал; Аспирин же именовал городок как «место, где эти падлы поселились». А поселились падлы в старых железнодорожных вагонах, что в принципе вполне в духе бюреров, весьма любивших руины человеческой цивилизации, так радушно оставленные на территории Зоны.
Идти туда можно было тремя путями (по крайней мере я лично знал три), и все из разряда крайне неприятных. В результате коллегиально решили идти через горелый лес. Хрен редьки не слаще, но там вроде было чуть поспокойней.
– Интересно, что это было такое розовое? – спросил сам у себя профессор, чапая рядом со мной. – Вероятно, активная биомасса…
– А ты сходи обратно и набери в баночку для анализов, – посоветовал Пауль. – А потом, если ноги унесешь, произведешь исследование.
– Да она в танк снова залезла, чува-ак, – сказал Аспирин, что-то жуя на ходу. – Хрен ее знает, по какому принципу она из него вылазит. Я лично, например, на броне там сидел буквально жопой несколько раз, и ничего не вылазило. А тут – поди ж ты…
– А вот эта псевдоплоть, – продолжал профессор свои умствования. – Они ведь умеют говорить, не так ли? Но откуда у них такие любопытные лингвистические построения? Мне что-то явно напоминает…
– Тупые они, чува-ак, – пустился в объяснения Аспирин, решивший, видимо, приобщиться к науке. – Наслушаются человеческих слов, а потом в башке они у них запутываются, вот и получается абракадабра.
– Абракадабра! – крикнуло из кустов, и псевдоплоть – давешняя, что ли? Может, кралась за нами? – кинулась наутек, хрустя ветвями. Издевается, сволочь? Я хотел пальнуть ей вслед, но мутант и без того улепетывал очень резво.
– Ату ее! Ату! – азартно заорал Соболь.
– Вот, видал, прохвессор?! – обрадовался Аспирин. – А через полчаса забудет, если не раньше.
– Любопытно, – сказал профессор. – Было бы интересно проверить, какой первоначальный объем речи она может запоминать…
– Догони, чува-ак, – предложил Аспирин. – И поговори.
– Так, – сказал я. – На самом деле мы все крупно облажались – псевдоплоть шла рядом с нами, а мы рты разинули, ничего не заметили… Грош нам цена как сталкерам. Шутники, блин…
– Не мороси. Это ж псевдоплоть всего-навсего, – буркнул Пауль.
– И что? Или ты мало знаешь сталкеров, которых псевдоплоть завалила? Тут никого нельзя недооценивать, брат.
– Учить он меня будет, – обиделся Пауль и отвернулся. Ответом ему стали очередные проделки озорной псевдоплоти, которая убежала недалеко и тут же вернулась. Укрывшись за валяющимся под склоном обгоревшим корпусом микроавтобуса, она принялась задорно вопить:
– Мрокофь!!! Закурак!!!
– Веселая какая тварь попалась, – заключил Соболь, снимая с плеча «зауэр». – И дружелюбная. Только я не люблю подобного юмора, да и приятелей у меня хватает.
– Черт с ней, – сказал я. – Покричит и отстанет. Да и Бармаглот бы не одобрил.
– Бармаглота с нами нету, – резонно заметил Соболь, но ружье убрал. С видимым сожалением.
Я осмотрелся. На самом деле обстановка мне совершенно не нравилась. Тишиной своей, пусть и нарушаемой ораторствующей псевдоплотью… Покоем, пасторальностью этой чертовой: солнышко, травка зеленая, цветочки какие-то…
Снова приблазнился пастушок с беленькими козочками или овечками, как в прошлый раз на пикнике…
В чем-то я даже был благодарен проказливой псевдоплоти, которая своими воплями напоминала, что я вовсе не в гостях у друзей под Харьковом на даче, а в самой заднице мира. Как-то я прочел в некой книге, названия уже не помню, такую фразу: «Если бы мир имел форму задницы, то мы находились бы в самой ее дырке». За дословность тоже не ручаюсь, но находились мы именно там.
– Пожрать бы, – сказал Аспирин, потирая брюхо. – Место хорошее, обзор вокруг… А то неизвестно, что там дальше будет. Вдруг полный офсайт.
– Ты ж только что жрал?! – поразился Пауль.
– А вы-то нет, – парировал Аспирин. – А потом пробежка эта по пересеченной местности, а пока Бармаглота волокли… Организму требуется энергия, чува-ак! А в Зоне – особенно.
Профессор всем видом выражал солидарность с Аспирином. Они вообще, кажется, малость спелись, и я решил именно Аспирину поручить присматривать за Петраковым-Доброголовиным. Заодно и отдаст дань науке, если ему захочется.
– Давайте перекусим, – согласился я. – Соболь – подежурь, брат, чтоб нас никто за задницу не ухватил за обедом.
Соболь пожал плечами и стал для развлечения целиться из «зауэра» в руины микроавтобуса, за которым пряталась псевдоплоть. Она не унялась и периодически блекотала в разной тональности:
– Небанбанба… Пермадули…
– Как будто матом кроет, – с уважением заметил Аспирин, откупоривая флягу.
Под аккомпанемент изобретательной псевдоплоти мы выпили по сто пятьдесят водки, сжевали саморазогревающееся мясо с обычными солеными огурцами и залили все это дело водой. Аспирин рассказал о том, как он, будучи в Крыму, кажется, в очередной раз вышел откуда-то с во-от таким пузом.
Профессор тоже повеселел.
– А пробовал кто-нибудь с псевдоплотью разговаривать? – поинтересовался он.
– Пробовали сто раз. Только она не соображает ни хрена. Даже если и отвечает вроде бы впопад… Попугай, короче, – сказал я и встал. Нужно было справить большую нужду, и я, отмотав шматок туалетной бумаги, отошел в кусты. Недалеко – так, чтобы видеть своих, а они видели меня. Профессор деликатно отвернулся, а сменивший Соболя, который торопливо поедал свою долю, Пауль, наоборот, внимательно за мной следил. Когда в Зоне сидишь орлом с голой жопой, очень важно, чтобы за тобой кто-то присматривал. Эту самую жопу прикрывал. В обычной жизни для отправления естественных надобностей нужны всякие там ватерклозеты, биде и прочая сантехника, а тут – чем больше вокруг народу и меньше всякой фигни, тем приятнее гадить. Ибо – безопасность.
Делая свои дела, я прикидывал, стоит ли все же нам идти через горелый лес. Хотелось, конечно, развязаться с чертовыми бюрерами поскорее, вернуться домой и на зависть братве прогуливать полученные денежки. А еще лучше – махнуть на курорт, благо сумма позволяет. Вот Аспирина с собой взять, например, для веселья. Будем отовсюду с во-от такими пузами выходить… Он, правда, затеется постоянно драки учинять, но это тоже своего рода веселье. Не все же время в соленой водичке купаться и девок клеить, в конце концов, надо и о культурной программе подумать.
Перед тем как я завершил свои большие дела, ПДА сообщил, что Семецкий погиб на Агропроме, придавленный упавшей железякой.
Вернувшись, я донес до спутников эту радостную весть и сказал:
– Если кому еще нужно оправиться, давайте по-быстрому, и двигаемся дальше.
Профессор, зардевшись, попросил у меня бумажку и засеменил прочь, но был уже ученый не только в обычном, но и в зоновском смысле – тоже присел на виду. Отвернул, правда, рожу опять – типа раз он нас не видит, то и мы его тоже. На здоровье, зато цел будет…
– Может, срежем? – спросил Аспирин, кивая на бетонку. Я и сам на нее внимательно смотрел, еще сидючи по своим делам. Бетонка спускалась с холмов в полукилометре впереди, пересекала долину и исчезала в пресловутом горелом лесу. Изначально планировалось идти прямо, а потом свернуть почти на девяносто градусов, но бетонка выглядела заманчиво.
Собственно, я по ней не раз ходил. И один, и в группе. Бетонка старенькая, раскрошенная, местами просевшая – там, где ее водой подмыло по весне… Но чистенькая. В смысле, аномалий на ней не имелось ни одной за все мои случаи походов. Редко такое бывает… Аномалии, понятное дело, вещь бродячая, сегодня нет ее – а завтра тут как тут, искрится, шевелится. Но по бетонке идти, как ни верти, удобнее.
– По бетонке, говоришь… – пробормотал я. – А вот скажи, брат, тебя не смущает то, что слишком вокруг тихо?
– Как это? – не понял Аспирин.
– Тихо, – повторил я. – Спокойно, безмятежно… Хоть снимай костюм, ботинки, и без порток – по травке.
– Есть такое, – согласился Аспирин, тревожно оглядевшись. – Так это… Зона-то пустая, чува-ак. Мало-мало кто сейчас сюда вылазит, разве что Темные из своих схронов по своим темным делам да дураки вроде нас… Вот она и молчит. Никто ж не тревожит. Мутанты небось друг друга хавают, им тоже не до нас. Вон дура одна орет, а больше никого и нету.
В словах Аспирина был неожиданный смысл, и я сказал:
– Тогда пойдем по бетонке.
И мы пошли по бетонке.
Как ни странно, псевдоплоть последовала за нами параллельным курсом на почтительном отдалении, умело скрываясь в складках местности и прячась за редкими кустами. Было непонятно, то ли у нее просто совпало направление следования, то ли она видела в нас потенциальную добычу, то ли мы ей еще чем понравились. Например, как благодарные слушатели. Изредка она что-то бормотала и вскрикивала, но ветерок относил звуки в сторону. Тем более на юге опять забухало – вояки чертовы снова чистили Периметр.
– Все же зря я ее не шлепнул, – с сожалением произнес Соболь. – Может, сейчас?
– Оставь ты тварюку, – махнул я рукой. – Кто знает – а ну если пригодится зачем?
– Совсем ты, Упырь, с ума сбрендил, – сказал печальный Пауль, ковыляя по растрескавшемуся покрытию.
А я вовсе и не сбрендил. Я слышал рассказ, не помню чей, как за ними вот так же увязалась химера. Химера – штука такая, что если увязалась, то можно завещание писать. Но эта именно шла поодаль, совсем как наша псевдоплоть, а потом неожиданно напала на довольно крупного кровососа, который прятался в канализационном люке и которого никто не заметил. Убила его и ушла, унеся добычу. Зачем шла, почему людей не тронула? Эх, в Зоне и не такое случается… Поэтому я покачал головой и сказал:
– Нет, брат, я не сбрендил. Пусть себе бегает.
