Глава 4. Закон Монолита

Поскольку представители группировки «Монолит» агрессивно
настроены ко всем кланам Зоны, то по единогласному решению
Большой Сходки ликвидация «монолитовца» приравнивается к
убийству мутанта и не влечет за собой уголовного преследования.

«Энциклопедия Зоны»

Я сидел на полу, привалившись спиной к холодной стене и смотрел, как жирный паук деловито закатывает в паутину недостаточно шустрого таракана.

Я был счастлив.

Все, что я мог – это двигать глазными яблоками. Остальное тело было сковано действием парализатора. Сейчас я мог наблюдать за пауком и это давало мне шанс хоть какое-то время не смотреть на экран, висящий прямо передо мной. Скосив глаза на голую стену долго смотреть невозможно – начинает ломить виски и появляется боль в глазных яблоках. Смотреть на таких же как я неподвижных полутрупов, сидящих напротив, нет никакого интереса. А так хоть какое-то движение.

Экран мерцал, заполняя мозг белыми вспышками света. Он мерцал всегда. Вне зависимости спишь ты, бодрствуешь или пытаешься изобразить, что спишь. Если долго имитировать сон, то через электроды, прикрепленные к телу, подавался предупредительный разряд. Слабый, но чувствительный. Те, кто не понимал с первого раза, со второго начинали дрыгатся и биться головой об стену, словно кукольные паяцы. Обычно этого хватало. Те, кто пытался сопротивляться дальше, умирали. Это случалось нечасто. На моей памяти такое случилось лишь один раз.

Тогда пришли Служители и всем повернули головы в одну сторону. Так я понял, что не один.

Нас было много в этом длинном помещении, похожем на сегмент гигантской канализации. Человек сто, а может и больше. И перед каждым висел экран, крепежная стойка которого вместе с проводами терялась где-то в темноте потолка. Но в тот день можно было не смотреть на экран. И мы наблюдали, как вдруг задергался молодой парень, сидящий неподалеку от меня у противоположной стены. Дергался он настолько сильно, что его левая рука, неестественным образом изогнувшись в локтевом суставе, вдруг треснула и вывернулась наружу, прорвав рукав обломком кости. Потом из прорех в его робе повалил дым и я увидел, как почернела кисть его руки в том месте, где к ней был прикреплен электрод.

А потом он перестал дергаться и два Служителя, отсоединив от трупа провода, взяли его за ноги и потащили по коридору между нами. Медленно так проволокли, чтобы все видели что бывает с теми, кто не хочет смотреть на экран.

И мы смотрели. Хотя понять то, что показывали на нем, было невозможно. В основном это было чередование картинок и надписей, прочитать которые не представлялось возможным – слишком быстро они исчезали. Картинки также были подобраны абсолютно бессмысленно. Вспышка-какая-то башня-вспышка-просто серый квадрат-вспышка-вспышка-текст-вспышка-лицо ребенка, изуродованное страшной болезнью-вспышка…

Сначала было больно смотреть. Потом невозможно. Потом я привык и уже почти разучился моргать. Даже когда между зубов резко втыкался резиновый загубник, через который в желудок лилась безвкусная жидкость. Или когда Служитель из шланга направлял под меня струю слегка теплой воды, вымывая накопившееся дерьмо.

Мыслей не было. Экран забирал все мысли. Но иногда появлялся паук, которого я фиксировал краем глаза. И тогда я переводил глаза. И был счастлив. До тех пор, пока не начинал чувствовать слабое покалывание от электродов, во множестве закрепленных на моем теле…

Но счастье не бывает вечным.

Я заметил тень на полу и поспешно отвел глаза. Но было поздно. Служитель остановился рядом со мной, потом наклонился, так, что я почувствовал его дыхание на своей щеке. Я понял – он пытается понять, куда это я все время смотрю. Ему понадобилось не меньше минуты чтобы рассмотреть на темной стене тончайшее серебро паутины.

— Неплохое зрение, — хмыкнул Служитель. – Прям снайпер да и только. И мозги покрепче, чем у остальных. Но это дело времени.

В следующее мгновение в стену ударила струя воды, смывая моё единственное счастье. А потом та же струя хлестнула по моим широко открытым глазам, отвыкшим от рефлекса опускания век в случае опасности…

— Очень странный случай. Хотя, если помните, коллега, мы уже сталкивались с похожими.

— Но не настолько. В данном случае эмоцииональный аспект мозговой деятельности отсутствует практически полностью. Такого не бывает даже у животных!

Голоса звучали прямо над моей головой. А я все не мог понять – то ли мои глазные яблоки полопались под напором водяной струи, то ли я просто лежу на полу с закрытыми глазами. Проанализировав ощущения, я пришел к выводу что если глазные впадины не болят, то второй вариант более вероятен. Заряд тока повышенной мощности за имитацию беспомощности получать не хотелось и я открыл глаза.

— Проснулись? Вот и чудненько.

Я был готов к чему угодно, но только не к этому.

— Слишком реальный сон, не правда ли? Готов поклясться, что вы надеялись увидеть совсем другую картину.

И вправду, я был не готов обнаружить себя в уютной комнате с белыми стенами, лежащем на вполне удобной подставке, застеленной чем-то мягким. Из недр памяти выплыло слово «кровать» и я точно знал, что так называется подставка на которой я лежу. Хотя до этого ничего подобного не видел.

На противоположной стене было окно. В окне шевелили кронами зеленые деревья. А над ними расстилалось синее-синее небо без малейшего намека на свинцовые тучи.

Рядом с окном стояло кресло. На кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек в оранжевом костюме радиационной защиты. Матовое стекло его шлема не позволяло разглядеть лица, но лицо незнакомца сейчас мало меня интересовало.

Я смотрел на окно и пытался вспомнить, где еще я мог видеть настолько чистое небо.

Голова незнакомца слегка повернулась, отслеживая мой взгляд.

— Простите, что не предупредил вас сразу, — сказал незнакомец. – Это голограмма. Иллюзия для лучшего восстановления душевного равновесия после сеансов интенсивной психокоррекции.

— Вы копались в моих мозгах? – медленно спросил я, преодолевая сухость во рту.

— Да, — просто сказал кто-то у меня над головой. – Но это было необходимо. Для вашей же пользы.

Я резко повернул голову, чуть не вывихнув шею.

Так и есть.

За подголовником моей кровати стоял тип в таком же оранжевом СПП-99, направив на меня дуло короткого автомата.

Я откинулся на подушку и улыбнулся.

— А это для нашей безопасности, — пояснил тип, сидящий в кресле. – В автомате специальные заряды с парализатором. Просто после психооррекции пациенты бывают излишне агрессивны. Но, думаю, вы достаточно благоразумный… хммм… человек, чтобы не превращать мирную беседу в боевик со стрельбой и смирительными рубашками.

— Я достаточно благоразумный хм-мутант, — кивнул я. – Называйте вещи своими именами, профессор.

— В лучшие времена меня чаще называли академиком, — хмыкнул человек в кресле. – Хотя сейчас и здесь можете называть как угодно. Зона – единственное место на земле, где имена и звания ничего не значат.

Он с видимым трудом закинул ногу на ногу. Для молодого и здорового человека это было простое движение, несмотря на освинцованный ботинок. Судя по тому, как нелегко далось оно человеку в кресле, я сделал вывод, что либо он болен, либо очень стар.

— Господин Круглов, оставьте нас, — попросил академик.

— Вы уверены, что…

— Уверен, — шевельнул рукой человек в кресле.

Даже через сложную систему фильтров было слышно, как недовольно засопел Круглов, проходя мимо меня. Однако все ограничелось сопением. Пререкаться с академиком на базе ученых, по-видимому, было не принято.

— Для начала разрешите представиться, — произнес академик, когда мы остались одни. – Моя фамилия Сахаров. Надеюсь, слышали?

— Слышал, — сказал я. – Я Снайпер. Слышали?

— Не имел чести, — покачал головой академик. – Но, тем не менее, рад знакомству. Так вот, — подолжал Сахаров, поудобнее устраиваясь в кресле насколько позволил костюм, — для начала еще раз прошу прощения за водворение вас в этот бокс и сеанс психокоррекции, проведенный без вашего согласия. Вы хватанули опасную для жизни дозу радиации, поэтому вы здесь. Надеюсь, ненадолго – у вас потрясающая способность организма к восстановлению. А провести сеанс меня попросил ваш друг. Он сказал, что вы хотели встретиться со мной именно с этой целью. И поскольку после прибытия к нам вы практически сразу потеряли сознание, я решил не откладывая дела в долгий ящик выполнить ваше желание.

— Спасибо, — сказал я. – И вам, и Циклопу.

— Да-да, не за что, — произнес академик, не уловив в моем голосе сарказма. – Мы попытались разблокировать ваше сознание, но, вынужден признать, что достигли мы немногого. Похоже, ваш ментальный блок неслучаен и ставили его мастера своего дела. Правда мы выяснили кое что. Вы не мутант. Хотя обладаете повышенной выносливостью и аномальными способностями к регенерации тканей. Я встречал такое у некоторых сталкеров, подвергшихся целенаправленноому воздействию определенного набора редких артефактов. Правда у них на руке имелась наколка S.T.A.L.K.E.R, выполненная заглавными буквами с точкой после каждой из них, которую я не наблюдаю у вас. У вас я нашел другое. Надеюсь, вы в курсе насчет того, что в вашем мозгу заблокированы некоторые функции?

Я кивнул.

— Так вот, — подолжил Сахаров. – Ваш случай выборочной амнезии уникален. Такое впечатление, что кто-то нашел способ блокировать долговременную память, посредством интерференции высвобождая значительные участки мозга для более продуктивной работы.

Перехватив мой непонимающий взгляд, Сахаров пояснил:

— Вас не отвлекают мысли о прошлом, а значит, эмоции и переживания, приобретенные в этой так называемой «прошлой жизни». Понимаете? Подавление рефлексов страха посредством блокировки воспоминаний о том, чего следует бояться. Этакий универсальный солдат без страха и упрека. При этом приобретенные ранее навыки не только остаются, но и получают мощный толчок к развитию. Когда человека ничто не отвлекает, он неизбежно совершенствует то, что у него осталось. Так, например, у безногих руки намного сильнее чем у обычных людей, у слепых улучшается слух, обоняние и тактильная восприимчивость…

— Я понял, — сказал я. – Остается выяснить, кому мог понадобиться в Зоне такой солдат.

— Не знаю, — пожал плечами Сахаров. – Признаюсь, у меня существует на этот счет довольно стройная гипотеза. Если вы никуда не спешите…

— Не спешу, — усмехнулся я.

— Ах, да, — спохватился Сахаров. – Не поверите, столько лет здесь и все равно не могу привыкнуть к тому, где я нахожусь. Тогда позвольте изложить мою точку зрения на то, что здесь происходит.

Я подложил подушку под голову, устроился поудобнее на кровати и приготовился слушать.

— На самом деле существует две Зоны, — начал Сахаров, – та, в которой Вы сейчас находитесь и весь остальной мир. Не думайте, что когда-либо увидите истинных хозяев Мира. То, что показывают с экранов телевизоров лишь декорации, разрешенные ими к показу. Клипы, фильмы, политика, войны, все, что смотрят люди по вечерам, приканчивая очередной пакетик с чипсами есть лишь элемент древней программы, рекомендующей для того, чтобы массы были довольны и не бунтовали, дозированно выдавать им хлеб и развлекательные зрелища.

Но истинным Хозяевам Мира не может нравиться медленное, но верное разрастание нашей Зоны, грозящей в конечном счете не только их власти, но и существованию самих Хозяев. Испокон века они уничтожали все, что в той или иной мере могло помешать их господству. Эксперименты ученых с ноосферой, а значит, с массовым сознанием не могли им понравиться. Потому Второй Взрыв комплекса Лабораторий был спровоцирован ими, но привел к прямо противоположному эффекту – возникновению Зоны.

Последующие попытки уничтожить Зону приводили лишь к тому, что она, словно космическая черная дыра впитывала в себя энергию ненависти Хозяев и становилась все больше и могущественнее. Наконец в результате этой своеобразной эволюции она обрела свой разум – Хозяев Зоны и вступила в открытое противоборство с законами этого мира, словно карты тасуя и переворачивая в себе физические и логические законы мироздания, которые создали и согласно которым уже привыкли существовать Хозяева Мира.

Крупные войсковые соединения Зона легко перемалывала в фарш, словно гигантская мясорубка, а бомбардировки с воздуха заканчивались лишь гибелью бомбрдировщиков. Кстати, вы в курсе, что на Припять в прошлом году все-таки была сброшена атомная бомба? Нет? Ах да, конечно… В общем, она не взорвалась. Во всяком случае, видимого взрыва не было. Правда, были последствия. Зона серьезно расширилась, поглотив за счет дармовой энергии еще с десяток квадратных километров.

И тогда против Зоны Хозяевами Мира был применен принцип, давно используемый в гомеопатии. Если болезнь невозможно уничтожить массированными атаками, то её уничтожают следовыми количествами активного вещества.

Легендарный Шрам, перепрограммированный одним из Хозяев Мира на уничтожение Хозяев Зоны, был пробным блином, так и не дошедшим до цели. До нее дошел Меченый. Однако он просчитался, полагая, что Зоной управляют гуманоидные существа, плавающие в автоклавах. Его подвели им же созданные стереотипы. Все закончилось автоматной очередью, уничтожившей несколько муляжей и Меченый навечно упокоился в на этот раз реально действующем автоклаве. Думаю, он до сих пор рассматривает красивые наведенные галлюцинации, полагая, что облагодетельствовал человечество.

— Так кто же на самом деле истинные Хозяева Зоны?

Сахаров рассмеялся.

— О-сознание. Объединенное сознание всех, кто находится в пределах зоны отчуждения. Зона напрямую подключена к ноосфере и черпает из мозга людей негативные эмоции, посредством которых перерождается окружающий их мир. Что такое Ужасный Кабан в сознании человека? Это огромный плотоядный кабан с большими клыками. Что ж, получите его во плоти. А кровосос? Чистой воды «хищник» из одноименного голливудского фильма, умеющий выпадать в режим невидимости, только без доспехов. Помнишь, как поразил и испугал тебя этот фильм в детстве? Не помнишь? Зато помнит твоё подсознание. А первый удар током? Боль, испуг, возможно, искра. Гипертрофированный ужас многих людей порождает аномалию «Электра». И так во всем. Чем больше отрицательных эмоций вызывает в тебе Зона, тем больше она становится. И тем большее количество человеческих кошмаров воплощает в себе наяву. Зона – это гипертрофированный человеческий ужас, помноженный на идущую из центра Зоны энергию смерти.

— А артефакты? – не сдавался я. – Далеко не все из них несут энергию смерти!

— Да ну! – удивился Сахаров. – Ты точно в этом уверен?

— Конечно, — уверенно заявил я. – «Кровь камня» заживляет раны, «Ломоть мяса»…

Сахаров рассмеялся мелким дребезжащим смехом.

— Сам подумай, разве вынес бы кто-либо из Зоны по доброй воле кусочек концентрированной смерти? – сказал он отсмеявшись. – Конечно нет. И для того, чтобы сталкеры таскали их в большой мир, словно пчелы пыльцу, эта пыльца должна быть сладкой.

— Получается, что…

— Именно! — произнес Сахаров. – Зоне необходимы глаза и уши в мире людей. Пока что глаза и уши. Пока не настанет время Большой Экспансии. Когда порожденные аномалиями артефакты, которые сталкеры разнесли по миру, раскроют свою истинную сущность и, переродившись, словно бабочки из коконов, сами станут гигантскими аномалиями. Очагами, к которым из Зоны потянутся уже видимые черные нити. Думаю, им потребуется не слишком много времени, чтобы опутать весь земной шар, превратив его в одну большую Зону – царство человеческих кошмаров.

— Вы и есть один из Хозяев Мира? – спросил я.

— Не этого вопроса я ждал сейчас, — немного подумав, ответил Сахаров.

— А какого?

— Например, для чего Хозяевам Мира мог понадобиться ты. Нелогично раз за разом посылать снаряды в мишень, в которую не попали до этого такие же снаряды.

— Это же очевидно, — пожал плечами я.

Сахаров аж подался вперед в своем кресле.

— Ну-ка, ну-ка, молодой человек, изложите пожалуйста свою версию!

— Если Зона питается эмоциями, то для того, чтобы проникнуть в нее незамеченным, нужен просто другой снаряд. Человек без эмоций. Который, достигнув цели, не будет стрелять по автоклавам, а примет взвешенное решение. И если Зона воплощает наши детские кошмары, то нужен человек, не помнящий этих кошмаров.

— Браво, юноша!

Сахаров от восторга захлопал в ладоши.

— Брависсимо!

— Только на мой вопрос вы не ответили, — заметил я.

— На самом деле на твой вопрос нет однозначного ответа, — после паузы произнес академик. – Дело в том, что Хозяева Мира есть тоже порождения О-сознания. То есть, объединенного сознания людей. Только не тех, кто находится в Зоне, а тех, кто живет вне её.

Я смотрел на академика, сидящего около голограммы и думал о том, что вряд ли его теория о хозяевах мира соответстует реальному положению вещей. Скорее всего это тоже голограмма – похоже на истину, но не она. Не верилось мне, что мчащийся за грузовиком кабан с налитыми кровью глазами или собака, вообще лишенная глаз, но при этом более опасная, чем многие другие зрячие твари есть всего навсего плод воображения общественного сознания. Слишком отчетливо помнил я тошнотворный запах этих страшных порождений Зоны. А вот теория о человеке без эмоций, способного дойти до Монолита, показалась мне заслуживающей большего внимания.

— А как Вы думаете, что такое Монолит? – спросил я.

— Я не думаю, — сказал Сахаров. – Я более чем уверен, что это аномалия, как и все аномалии в Зоне существующая с единственной целью – уничтожить человечество. Только у нее более продолжительный и изощренный принцип действия. То, что Монолит исполняет желания есть полная и несусветная чушь. Хотя…

Сахаров усмехнулся.

— Знаете, в пятьдесят третьем году прошлого столетия супруги Олдс поставили такой знаменитый опыт на крысах. Зверьку вживляли электроды в определенные точки гипоталамуса, формирующие импульсы удовольствия, и учили вызывать наслаждение, нажимая педальку, замыкающую электрическую цепь. В результате эксперимента крыса прекращала есть и пить, беспрерывно нажимала на педальку, и испытывала беспрерывное наслаждение. Пока вскоре не умирала от голода и нервного истощения. Монолит – это своего рода рычаг, нажимая который человек получает заказанную иллюзию, которую сложная аномалия генерирует согласно закачанной в нее информации о существующих объектах окружающего мира. Хочет человек золота – его осыпят монетами и слитками. И будет он собирать их возле Монолита, пока не умрет с голоду. Или не покончит с собой от безысходности – ведь все ему не унести, и уйти от такого богатства невозможно.

— Или пока аномалия не наиграется и не прикончит счастливчика, — продолжил я мысль академика.

— Или так, — согласился Сахаров. – Жаль только, что никто так и не подтвердил и не опроверг мою теорию.

— Неужели никто так и не вернулся из центра Зоны?

Шлем слегка покачнулся.

— Никто. Может и нет никакого Монолита и все, что о нем говорят – лишь легенды, порожденные слухами. А вот группировка Монолит, охраняющая центр Зоны, есть. Еще те фанатики. Причем богатые фанатики. Непонятно с каких доходов.

— Ну, вы тут тоже не бедствуете, — сказал я. – Танки вон покупаете запросто, как колбасу.

— Не бедствуем, — согласился Сахаров. – Нынче ученый если не хочет жить на зарплату дворника должен уметь обеспечить себя. Так что мы здесь на полном хозрасчете. И научный лагерь отстроили сами, и эксперименты проводим на свои средства. Какие-то результаты тех экспериментов продаем, а особо важные публикуем в открытой печати бесплатно. Можем себе это позволить.

— Да ладно вам, не заводитесь, — примирительно сказал я.

Но Сахарова было не остановить.

— И плевать нам на ультиматумы Долга, Всадников или еще кого. Потому что во-первых, мы им нужнее чем они нам. А во-вторых если надо сумеем отпор дать любой группировке, а то и всем сразу. Имеем на то возможности. Добро должно быть с кулаками!

— Конечно, — сказал я. – Полностью с вами согласен.

— Еще бы вы были не согласны, — проворчал академик, медленно остывая после бурной речи.

— Значит, как я понимаю, Долг вместе со Всадниками осадили ваш лагерь?

— Уже свалили, — махнул рукой Сахаров. – Покричали ровно столько, чтобы не потерять лицо друг перед другом и удалились несолоно хлебавши. В ближайший внешний бункер, который мы им предоставили чтобы они там Выброс пересидели. А то ведь танки танками, фенакодусы фенакодусами, а встречать Выброс в чистом поле все равно никому неохота. К тому же Зона лишнего крику не любит.

— Вы о ней прямо как о живом существе, — заметил я.

— Факты заставляют, — буркнул академик. – А они, как известно, вещь упрямая. Хотя у меня и на этот счет есть своя гипотеза.

Я мысленно застонал. Безумные гипотезы Сахарова, похоже, были известны здесь всем наизусть и каждый новые свободные уши были для ученого подарком. Я понял, что если не выслушаю его, мое освобождение из бокса с белыми стенами может затянуться на неопределенное время. И приготовился слушать.

— Для начала я попытаюсь объяснить вам, что такое Зона, — начал ученый, нимало не заботясь вопросом, интересно ли мне знать то, что он собирается до меня донести. — Дело в том, что наш мир имеет отражение самого себя, как имеют отражения все объекты, составляющие этот мир. Возьмем лист на дереве. Он изначально симметричен. Проведи сверху вниз разделительную линию по фигуре человека – и мы получим две практически одинаковые половинки. Взглянув на поверхность воды человек видит отражение окружающего мира. Слегка искаженное рябью – но, в принципе, идентичное оригиналу. Наш мир не является исключением из закона симметрии. Да-да, параллельно нам существует другой мир – этакое зазеркалье, которого мы не видим, как не видит одна половинка человека другую.

— То есть не видит? А руки?

— Руки – да. Все-таки человек целостный организм, функционирующий в своем мире. И при этом гораздо более примитивный по сравнению с этим миром, как примитивна амеба по сравнению с человеком. Однако попробуй увидеть правым глазом левый… Мы тоже видим порой отражения того мира – это призраки, видения, миражи. Но бывает это крайне редко, так как миры практически не пересекаются между собой. Практически!

Академик поднял кверху палец, затянутый в оранжевую перчатку, словно сейчас находился на кафедре, а не в радиационном боксе.

— Пересечения все же происходят в результате несостыковок миров, — продолжал Сахаров. – Если разрезать сверху вниз две одинаковые фотографии одного и того же человека, а после склеить разные половинки, мы получим фото разных людей. Причем разных настолько, что порой сходства в них весьма затруднительно найти. То же самое относится ко всем остальным существам и предметам. Это исключения из закона симметрии, так сказать, подтверждающие правило.

Далее. Несостыковки одной половины организма влияют на вторую. Обозначим это как закон влияния. Начинает гнить одна половина листа – и желтеет вторая. Слепнет человек на один глаз – и страдает весь организм, то есть, и вторая его половина. Это понятно.

Так вот. Начнем с того, что до определенного времени оба мира развивались практически параллельно и мелкие несостыковки не мешали этому развитию. Ну ходили очень сильные колдуны туда-сюда через каналы несостыковок, пробивая ментальной энергией естественную защиту между мирами. Ну пытались прогнозировать будущее менее сильные колдуны, заглядывая через призму этой защиты в сплохи вероятностей развития параллельных миров. Ну описал в прошлом веке Карлос Кастанеда способ взаимодействия человека с отражением мира, ну ломанулись тысячи людей в попытке найти Отражение его методами…

— И что?

— И не получилось у них ничего, — усмехнулся Сахаров. – У подавляющего большинства не получилось. Потому как не хватило ни личной силы, то есть энергии, ни знаний, которых по книжкам не насобираешь. Но сейчас разговор не об этом.

Третьего марта 1944 года на территории Белоруссии к югу от Гомеля была взорвана первая атомная бомба. Испытательный взрыв объекта «Локи» был произведен по прямому приказу шефа «Аненэрбе» Генриха Гиммлера. Охрана объекта осуществлялась тремя элитными дивизиями – одной полицейской и двумя панцергренадерскими, стянутых под Гомель, несмотря на тяжелейшее положение на Восточном фронте. Из охраны не выжил никто – большинство погибло в боях, остальные скончались от неизвестной тогда болезни, печально известной сейчас как ОЛБ – острая лучевая болезнь.

А в междумирье возникла первая, пока незаметная трещина…

Успешные испытания заставили нацистскую Германию ускорить производство столь эффективного оружия. Однако недостаток сырья и квалифицированных работников отодвинули производство новых бомб практически на год. Однако восемнадцатого марта 1945 года в Атлантике флот США лишился легкого крейсера, семи эсминцев и десятка кораблей других классов. Американцы терялись в догадках, чем могло быть вызвано такое массовое уничтожение кораблей, пока разведка не докопалась, в чем дело. С тяжелого транспортного самолета «Юнкерс-390» на американский конвой LW-143 был сброшен образец долгожданного «оружия возмездия». Высшие военные чины американских вооруженных сил решили замять инцидент, параллельно приложив все усилия для скорейшего захвата неиспользованных образцов чудо-оружия.

И им это удалось. В марте-апреле в результате массированного наступления американских сил был уничтожен немецкий 244 специальный батальон, защищавший город Рур, в котором находились три единицы чудо-оружия. Один из захваченных трофеев эксперимента ради был взорван в пустыне штата Невада. Эксперимент понравился и две оставшиеся бомбы были сброшены на японские города Хиросиму и Нагасаки с единственной целью – предотвратить крестовый поход Советов против мирового империализма.

— Почему же немцы сами не использовали эти заряды? – спросил я.

— К весне сорок пятого у них уже не было такой возможности. У американцев есть такой анекдот. К президенту приходит директор ЦРУ и говорит: «У меня две новости. Одна плохая, другая хорошая». Президент говорит: «Начинай с плохой». Директор: «О кей. Новость плохая – у Саддама Хуссейна есть атомная бомба». Президент: «А хорошая?». Директор: «Сбросить её он может разве только с верблюда».

После окончания войны американцы и русские очень быстро создали свое атомное оружие. И началась эра испытаний ядерных зарядов…

Сахаров на минуту умолк. Я не торопил его. Изложенная ученым новая гипотеза почему-то не казалась мне надуманной. Потому сведения, которыми он только что поделился со мной, требовали вдумчивого усвоения. Однако мозг не спешил мириться с услышанным. Два мира, являющиеся отражениями друг друга… Это надо было осознать. Однако Сахаров не дал мне достаточно времени для размышлений, вывалив новую порцию информации.

— И не только ядерных, — сказал он. В его голосе слышалась грусть. – Двенадцатого августа 1953 года на Семипалатинском полигоне была взорвана водородная бомба академика Сахарова, эквивалентная двадцати Хиросимам. Потом был октябрь шестьдесят первого, когда над Новой Землей была взорвана водородная бомба, мощность которой десятикратно превышала суммарную мощь всех взрывчатых веществ, использованных всеми воюющими странами за годы Второй мировой войны, включая атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки…

— Подождите-подождите, — перебил я ученого. – Вы сказали, фамилия ученого, создавшего бомбу Сахаров. Вы – однофамилец? Или…

— Как бы вам хотелось, молодой человек? – устало произнес человек в оранжевом костюме. – Официально отец водородной бомбы умер вечером четырнадцатого декабря 1989 года от сердечного приступа.

— А неофициально?

— Неофициально в конце восемьдесят шестого года Андрея Дмитриевича Сахарова срочно вызвали в Москву после семилетней ссылки, полностью реабилитировав, о чем ему сообщил лично Президент страны. Как Вы думаете, зачем?

— Восемьдесят шестой год… Сразу после аварии на Чернобыльской АЭС?

— Именно, — усмехнулся Сахаров. – Кто еще кроме него мог понять, что происходит с обоими мирами.

— И что с ними происходило?

— Что происходит с зеркалом, если по нему эпизодически постукивать молотком? Понятное дело, что рано или поздно оно треснет. Так вот, Зона – это последствия атомных взрывов, лучи, расходящиеся от трещины в междумирье. Патологический разрыв, катализатором которого явилась последняя авария на Чернобыльской АЭС. Четвертый удар атомным молотком в одно и то же место. Чем и объясняется повышенная агрессия Зоны по отношению к человеку. Неслучайно всё – аномалии, мутанты, очаги радиации – все в Зоне пытается уничтожить человека. Это просто ответная реакция природы на раздражитель, постоянно причиняющий ей страдания…

Сахаров замолчал на некоторое время. Даже не видя его лица я чувствовал – вновь прогоняя через себя результаты своих исследований этот человек испытывает нешуточные душевные муки. Похоже, он действительно считает, что вся ответственность за появление Зоны лежит на нем. Так ли это на самом деле или нет – кто знает…

— При этом я вполне обоснованно подозреваю, — наконец произнес Сахаров уже более спокойно, — что в зазеркалье – назовем его миром Бета – Зоны нет. Пока нет. А есть необъяснимые исчезновения людей и животных, которые, проваливаясь в трещину между мирами, в нашем мире — мире Альфа — становятся гуманоидными и негуманоидными мутантами.

— И вы хотите сказать, что там, в мире Бета никто ничего не замечает?

— Может и замечают, — пожал плечами Сахаров. – А может и нет. По моим расчетам трещина в мире Бета не локализована в одном месте. Там она есть ни что иное, как разбросанные по всей планете древние каналы несостыковок, расширившиеся в результате Последнего Взрыва в Зоне. В которые словно в ловушки попадают живые существа, в нашем мире централизованно пополняющие ряды так называемых мутантов. Зона в нашем мире это своеобразное озеро, в которое стекают из мира Бета многочисленные ручейки измененной биоматерии.

— Получается, что стреляя в кровососа мы убиваем себе подобного?

Сахаров качнул шлемом.

— Нет. Убиваем мы именно кровососа. В результате перехода через трещину в нем не остается ничего человеческого. Потому и важно закрыть эту трещину. Тогда, возможно, исчезнет и сама Зона.

— И как её закрыть? – спросил я.

— Этого я не знаю, — сказал ученый. – Но предполагаю, что так называемый Монолит является её основной составляющей. Так сказать, эпицентром, основным нарывом, порождающим то, что мы называем Зоной.

— И её основной аномалией, — напомнил я.

— Видимо так, — кивнул Сахаров. – По крайней мере это более-менее стройная гипотеза, в отличие от остальных не разваливающаяся как карточный домик при попытке применить логический анализ к понятию «Зона».

Мне ничего не оставалось как согласиться с Сахаровым. Хотя мне было абсолютно все равно, подтвердится когда-либо его гипотеза или останется досужими домыслами пожилого гения. Меня по прежнему интересовали ответы лишь на два вопроса. К которым я не приблизился ни на сантиметр, несмотря на то, что уже успел повоевать с тремя наиболее мощными группировками Зоны. Кто я такой Сахарову выяснить не удалось – попытка разблокировать мое сознание лишь выковыряла из моей памяти странный сон-воспоминание, который запросто мог оказаться кадрами из какого-нибудь фильма или просто причудой сознания, потревоженного вторжением в мой мозг. Поэтому оставался второй вопрос.

— Может быть вы знаете, где я могу найти Директора? – спросил я.

Я ожидал, что Сахаров как и его предшественники попытается выяснить для чего мне понадобился этот неведомый Директор, на имя (или должность?) которого у обитателей Зоны возникали разлные неоднозначные реакции. Но ученый, казалось, ничуть не удивился моему вопросу. Удивился он другому.

— Странно все-таки, что у вас нет наколки на предплечье, — сказал он. – Просто этот же вопрос задавали мне Шрам, Меченый и еще некоторые менее известные S.T.A.L.K.E.R.ы с большими латинскими буквами на руках. Из чего я сделал вывод, что так называемый Директор, Монолит, Саркофаг и центр Зоны находятся в одной и той же точке карты, расположенной к юго-востоку от Припяти.

— ЧАЭС, — задумчиво произнес я.

— Она самая. Найти Директора это то же самое, что найти Монолит, главную легенду Зоны. Которую искали многие. Но еще ни один из них не вернулся обратно, сам став при этом легендой. Оно и не удивительно. По моим расчетам под Саркофагом и сейчас радиационный фон превышает допустимые нормы в десятки и сотни раз. Это практически гарантированная лучевая болезнь. Поэтому подумайте, надо ли оно вам? Жизнь без прошлого не такая уж плохая штука. Поверьте, я бы не отказался.

Это прозвучало настолько искренне, что я не менее искренне посочувствовал пожилому ученому. Но все-